Почему природный интерес к старым вещам в этот момент не сыграл, и тетрадь осталась закрытой, не показав ей ни одной своей странички – так и осталось загадкой. Эмма тетрадь не открыла и просто, не глядя, подняла и воткнула её в ближайшую коробку, между каких-то папок. Загрубевшая от времени змеиная кожа на прощание больно царапнула ладонь.
– С-с-с..!
Эмма машинально лизнула царапину, продолжая искать глазами нужные документы.
– А, вот они! Кто ж их туда засунул-то?
Она, балансируя на шатком стуле, пыталась добраться до самой высокой полки.
А после, с найденными документами в руках, без особого рвения она вернулась в кабинет.
Рабочий день подошёл к концу.
Мда… работа так и склеилась…
Эмма отчего-то не спешила уходить, будучи в некой приторможенной задумчивости.
Позвонила тётя Люся и сообщила, что Эмме просто необходимо сейчас к ней заехать и забрать восхитительные блинчики, которые она только что мастерски сварганила. Эмма вяло попыталась отказаться:
– Тёть Люсь, ну давайте завтра, а? Завтра суббота, я приеду, помогу Мишке с рефератом и блины заберу… Да будут они съедобные завтра, ну что вы придумываете…
Тётя Люся была непреклонна.
– Ой, ну хорошо, хорошо, заеду!
Глава 2
– Эммочка, золото, проходи, проходи!
– Тёть Люсь, да что проходить, я быстро! Завтра приеду, нормально посидим…
– Нет! Нет! И завтра посидим и сегодня посидим! Хоть немножечко! Эммочка, меня прямо прёт сегодня с утра! Прям вот поток идёт такой из космоса, прям Ниагарский водопад какой-то! Ха-ха! Ну, пойдем на кухню!
Тётя Люся, шустрая брюнетка в розовом адидасе в обтяг и татухами, которые очень плохо вязались с её пенсионным удостоверением, закружила Эмму, увлекая от серой реальности. Тётя Люся искренне считала себя медиумом, экстрасенсом, ясновидящей и прочими существительными из этой серии. Впрочем, не родился ещё тот человек, который мог бы это опровергнуть. Эмма знала по опыту, что если тетю Люсю прёт, то лучше не сопротивляться.
И вот уже тётя Люся наливает из турки дымящийся кофе в старую, подернутую перламутром чашечку и протягивает её Эмме.
А чашечка эта особая, для гадания.
– От себя!
–Я помню, тёть Люсь.
Выпив кофе, Эмма переворачивает от себя чашку на блюдце.
Тётя Люся берет чашечку и затаив дыхание очень внимательно смотрит на то, что осталось на дне. Наконец тётя Люся вспыхивает озарением и быстрым шепотом рассказывает:
– О! Вот он! Точно. Я его видела сегодня! Карты мне показали!
– Яндекс карты? – Эмма хихикает, макая блин в сметану. От горячего кофе она чувствовала добродушное расслабление, что не мешало ей подколоть свою тётушку.
– Таро! – тётя Люся хмурит брови, постукивая по бочкам чашки кучей перстней и колец.
– Вот смотри! Мужчина. Молодой. Незнакомый. У него к тебе дорога. Тайны какие-то…
– Ой, тёть Люсь, а куда смотреть-то? Пятна просто и всё…
– Говорю, значит, так и будет! Не со злом идёт… Но странный такой! Тут мозгами понимать бесполезно, тут сердце слушать надо!
***
Майское солнце уже ушло за неровный городской горизонт. Эмма с пачкой блинов и поэтичным настроем спешила домой, тихонько напевая и особо не смотря под ноги.
– Ай!
Она споткнулась обо что-то в темноте, едва не упав плашмя. Одной рукой придержавшись за чей-то забор, другой-таки чиркнула по корявому асфальту:
– Уфф! Ёп..! Что тут?!
Ободранной рукой коснулась того, что лежало у её ног.
Гитара.
– Гитара?
Гриф, плоский корпус… Эмма включила фонарик на телефоне и посветила вокруг, проверяя, не лежит ли тут ещё и владелец. Но никого больше не было. Проезжающая мимо машина осветила на несколько секунд совершенно пустую улицу.
Сначала ей пришла в голову мысль просто оттащить гитару в сторону, на клумбу. Но после пришла другая мысль и Эмма, сама себе удивляясь, решила забрать находку домой.
– Завтра объявление дам… Чего её здесь оставлять?
Ремень гитары оказался оборван, да и часть его вообще отсутствовала, оставшаяся же часть казалась обгоревшей и липкой.
Эмма разжала руку, убрав её от ремня, и на ладони осталось темное пятно. Что-то как смола…
Закинув остаток ремня на плечо, Эмма двинулась к дому. Ещё два квартала. Лишние пять кило скорости не прибавляли и неприятно бахали в спину. Эмма не отличалась ни силой, ни выносливостью, так что последние метры преодолевала откровенно ругаясь, когда открывала калитку в общий двор. Во дворе – двухэтажный дом на шесть квартир, белье на верёвках, коты и важный атрибут – дядя Вася, спящий на улице, на старой кровати. Каждый год, с приходом весны, он, как перелётная птица, возвращающаяся в родные края, вытягивал свою раскладушку во двор и спал там, отпугивая всё живое своим храпом.
Даже через закрытую дверь было слышно, как орет телевизор в квартире, где все свои двадцать пять лет жила Эмма.
– Ба-а-а! Оглохнуть же можно!
Эмма оставила гитару в коридоре и поспешила выключить звук. В кресле напротив телевизора преспокойно спала бабуля.
– Ба-а! Иди ложись! Поздно уже. Что ж ты сидя спать будешь?
Бабуля проснулась.
– Танюша, где Эммочка? Эммочки нет!
– Ба, я – Эммочка. Я – дома. Я у тети Люси была. Танюши здесь нет.