Впереди — Днепр!

Бой в окружении не был для. Поветкина новым ни теоретически, ни практически. На академических занятиях и здесь вот при подготовке к обороне он много читал, изучал, обдумывал, готовился практически к борьбе в условиях окружения. И все же то, что случилось в этот сплошь пронизанный огнем первый день наступления противника под Курском, казалось и невероятным, и ни на что не похожим. Всего два километра по фронту и немногим больше в глубину — такова была теперь площадка, на которой стиснутые со всех сторон фашистскими танками, пехотой и артиллерией, должны были удержаться и выстоять поредевшие подразделения полка… Полчаса назад, когда полк дрался в нормальных условиях, отражая напор противника с фронта и с флангов, можно было укрыться от его огня за обратными скатами высот и холмов, в глубоком овраге и двух лощинах; израсходовав боеприпасы, можно было почти беспрепятственно получить их из дивизионных тылов, туда же отправить раненых, надеяться на помощь стоявших позади резервов; в обычном телефонном разговоре с командиром и штабом дивизии получить поддержку, указания и пусть даже неприятный и строгий нагоняй.

Теперь же ничего этого не было. На пронизываемой со всех сторон вражеским огнем площадке изрытой земли все скаты высот и холмов стали передними, спасительные лощина и балки открытыми, тылы, резервы, штаб и сам командир дивизии — отрезаны широкой полосой вражеских войск.

Десятки новых, совсем неожиданных проблем, о которых раньше не стоило задумываться, возникали теперь на каждом шагу. Даже обычную воду, столь необходимую истомленным полусуточным боем и тридцатиградусной июльской жарой людям, приходилось добывать теперь ценой крови и жертв.

Сразу же, как только замкнулось кольцо окружения, Поветкин с неожиданным для себя спокойствием и ясностью мысли, разослал всех офицеров своего штаба на самые ответственные участки и подразделения. Затем расставил по всему кольцу танки, гаубицы и уцелевшие пушки, послал связного разыскать и вызвать на НП Лесовых. По чудом уцелевшим линиям проводов он поговорил со всеми командирами подразделений и, написав коротенькое донесение, приказал радисту передать его командиру дивизии. К счастью, противник немного затих, продолжая лишь то в одно, то в другое место бить артиллерией и минометами. Но, осмотрев весь, теперь проходящий замкнутым крутом, фронт, Поветкин понял, что затишье это обманчиво и скоро начнется если не самое страшное, то самое трудное. В лощине, скаты которой удерживала лишь совсем ослабшая вторая рота, скопилось штук десять фашистских танков. Поветкин хотел на помощь второй роте перебросить хоть тройку своих танков, но и перед грядой широченного холма, который, растянувшись в ниточку, прикрывала танковая рота, противник готовился к атаке. Единственное, что оставалось сделать, это повернуть часть гаубиц и огнем помочь стрелкам, но все гаубицы были уже скованы развернувшимися от шоссе фашистскими танками.

Лихорадочно ища выход, Поветкин перебросил на позицию второй роты свой последний резерв — четыре противотанковых ружья и, вновь осматривая весь фронт, приготовился к самому худшему.

— Вас… Генерал… — удивительно веселым, почти торжествующим голосом проговорил радист, подавая Поветкину наушники и микрофон.

— Держитесь спокойно, — раздался в наушниках невозмутимый голос генерала Федотова. — Вам на помощь высылаем авиацию. Обозначьте, как условлено, свой передний край ракетами, также ракетами покажите самые важные цели. Штурмовики уже вылетели, ждите — скоро подойдут. Как поняли? Прием.

— Вас понял, вас понял, — совсем не слыша своего голоса, прокричал Поветкин в микрофон. — Жду штурмовиков… Обозначаю передний край… Указываю цели… Жду штурмовиков… Только скорее…

Как хрупкую ценность, передав радисту наушники и микрофон, Поветкин рванулся из блиндажа и приказал сидевшим в нишах связным из подразделений:

— Передать всем: к нам на помощь идут штурмовики. Командирам подразделений обозначить ракетами свой передний край и показать, где фашистские танки. Бегом в подразделения! — Затем вернулся в свой блиндаж, выхватил из рук телефониста трубку и тем же торжествующим, звенящим от радости голосом, заговорил:

— Слушайте все, слушайте все. К нам на помощь идут штурмовики. Обозначить свой передний край ракетами…

— Товарищ подполковник, — когда Поветкин оторвался от трубки, впервые с начала боя озарился широкой улыбкой чумазый телефонист, — водички вот выпейте, холодная, свеженькая. Наши ребята линию исправляли, к роднику пробрались.

— Спасибо, — обнял Поветкин телефониста, взял флягу и от удара страшной силы выронил ее.

«Неужели наши самолеты?» — мелькнула отчаянная мысль, когда ударило вторично и нестерпимым удушьем заполнило весь блиндаж.

Только выскочив в траншею, он понял, что это точным огнем била фашистская артиллерия, видимо нащупав его новый НП. Снаряды ложились так часто и густо, что вся высотка с несколькими блиндажами на ней лихорадочно дрожала, почти сплошь покрытая взрывами.