— Ну, тогда я ему не завидую. Несчастный он человек. Да, — вновь нахмурился Савельев, — смешки смешками, а положение-то как в ночку темную.
Положение действительно было неясное. Пять суток, непрерывно атакуя днем и ночью, мощнейшая группировка немецко-фашистских войск исступленно рвалась от Белгорода к Курску. Ценою огромных усилий и жертв она клином около сорока километров в основании и вершине, с центром движения вдоль автомагистрали Симферополь — Москва врезалась в расположение советских войск и в конце пятых суток вдруг остановилась и продолжала стоять всю ночь и уже половину дня. Никакие виды разведки не давали определенных данных о замыслах и намерениях противника. Правда, воздушная разведка доносила о непрерывном движении немецких войск и техники на всем пространстве вбитого в советскую оборону клина и на тыловых подступах к нему. Но так было и во все прошлые дни и представлялось вполне естественным при столь огромном сосредоточении войск на сравнительно небольшой территории. К тому же стояла жаркая погода, земля высохла и даже единственный автомобиль, а тем более танк, пройдя по грунтовой дороге, поднимал и тянул за собой такие хвосты пыли, которые с воздуха можно было принять за движение длиннейшей колонны.
Подобное положение десятого июля создалось не только между Курском и Белгородом, в полосе Воронежского фронта, но и севернее Курска, где против Центрального фронта со стороны Орла наступала вторая мощная группировка немецко-фашистских войск. Там с утра десятого июля так же наступило сравнительное затишье и продолжали атаковывать лишь мелкие группы немецких танков и пехоты.
Все это не могло быть случайным, но и не говорило ни о чем определенном. Можно было ожидать самые различные варианты действий немецко-фашистских войск.
Дружески переругиваясь и обмениваясь колкостями, Бочаров и Савельев один за другим обсуждали эти варианты, но и ни к каким определенным выводам придти не могли.
В тринадцать часов поступило первое тревожное донесение: до сотни фашистских танков с пехотой бросились в атаку вдоль автомагистрали. Через несколько минут стало известно, что противник возобновил наступление северо-восточнее Белгорода. Это было второстепенное направление, где за пять суток боев немцам удалось всего лишь форсировать Северный Донец и создать на его левом берегу, непосредственно у Белгорода, небольшой плацдарм.
— Все ясно, — воскликнул Савельев, прочитав последнее донесение. — Подтягивают резервы, тылы и готовятся к продолжению наступления на прежних направлениях.
— Похоже, — согласился Бочаров и поспешно встал, увидев входившего в комнату Хрущева в бархатистом от пыли комбинезоне и в такой же насквозь пропыленной полевой фуражке.
— Что нового? — пожав руки полковникам, спросил Хрущев и подошел к расстеленной на столе оперативной карте.
— В двенадцать тридцать противник возобновил наступление вдоль автомагистрали и северо-восточнее Белгорода, — неторопливо, отчетливо выговаривая каждое слово, доложил Савельев. — На главном направлении в атаке участвует до ста танков, у Белгорода силы атакующих пока не установлены, но, очевидно, действуют все те же три танковые и две пехотные дивизии.
— Вчера на автомагистрали противник имел ограниченные успехи, позавчера — ограниченные, а сегодня передохнул и снова решил попытаться атаковать, — вполголоса проговорил Хрущев, водя карандашом по карте, — логично это, товарищ Савельев, или нелогично?
— И логично, и нелогично, — потупясь под пристальным взглядом Хрущева, уклончиво ответил Савельев.
— А как вы думаете, товарищ полковник? — стремительно взглянул Хрущев на Бочарова.
— С точки зрения упрямства логично, а если рассуждать здраво, то… — стараясь и не обидеть Савельева и высказать то, что думал, замялся Бочаров.
— То это значит лезть на рожон, — договорил Хрущев и, опять взглянув на густо покрасневшего Савельева, спросил Бочарова:
— Как вы думаете: верна пословица, что если налетчик не прорвался в дверь, то он будет лезть в окно?
— Да, вообще-то, конечно. Не прошел прямо — иди в обход.
— Вот именно, именно, — морща широкий лоб, задумчиво проговорил Хрущев. — Умный генерал Манштейн, а прет напролом. Или Гитлер давит немилосердно, или что-то ещё. Дверь-то на этот раз наглухо закрыта. А Манштейн не ищет окна.
— Разрешите, товарищ генерал, — робко спросил Савельев, услышав гудок телефона.
— Пожалуйста, — разрешил Хрущев, склоняясь над картой.
Бочаров, не отрываясь, смотрел, как карандаш Хрущева медленно, с короткими задержками, полз вдоль линии фронта от коричневой ленты магистрали на запад, потом назад к магистрали, на восток, к Прохоровке и дальше, вниз к Белгороду.
— Что? — отрывисто спросил Хрущев Савельева.
— До пятидесяти танков с пехотой атаковали в районе «Красный Октябрь».
— Это под Прохоровкой? — с явной заинтересованностью спросил Хрущев.
— Так точно!