- Смотрите сами. - И капитан принялся водить пальцем по линиям графика. - Вот эта нисходящая - линия записи оборотов. В этой точке - обозначим ее точкой «а» - она изламывается. Видите?
- Почти незаметно.
- Но ведь есть! Что тут отрицать?
- Я ничего не отрицаю, - ровным голосом ответил Попов. - Я только говорю: излом почти незаметен.
Капитан загорячился.
- Ваш летчик поставил РУД на «стоп» или даже за «стоп». Сработал гидрозамедлитель, обороты уменьшились до нуля. Вот и все!
- Не вижу истоков вашего «выходит», - по-прежнему не повышая голоса, произнес Попов. - Так и я могу объяснить: в силовую установку перестало поступать топливо, обороты уменьшились до нуля. Где же причина?
- Э, нет, товарищ майор! - Омелин усмехнулся. - Мое «выходит» подкреплено объективными данными. Вы обычно шасси выпускаете перед третьим разворотом, не так ли?
- Обычно. Но не во всех случаях.
- А какая при этом выдерживается скорость?
- Не свыше пятисот пятидесяти.
- Вот то-то! - капитан с торжеством поднял палец. - А у вашего летчика она была равна семистам! Отсюда выходит: времени до посадки в обрез, необходимо резко снижать обороты. В спешке РУД переводится не в положение малого газа, а на «стоп». Но ваш лейтенант этого не видит, потому что выпускает тормозные щитки.
- Совершенно с вами согласен, - послышался от двери голос подполковника Кострицына, заместителя командира полка. - Я запрашивал дальний привод, там подтверждают: один из истребителей шел к полосе на повышенной скорости.
Попов не заметил, как вошел подполковник.
- Кто именно подтверждает? - спросил он, не оборачиваясь к Кострицыну.
- Ефрейтор Юрчишин.
- Хорошо, - сказал Попов. - Я с ним поговорю.
- То есть, - подполковник впился взглядом в комэска, - вы намерены ревизовать мои слова?
- Я намерен отыскать истинную причину остановки двигателя. Но для этого мне нужны факты. Не сомневаюсь, что Юрчишин говорит правду, но мне нужно расспросить его подробнее.
- Шерлок Холмс! На версию других выдвигаете свою?
- Сравнение неудачное, - парировал Попов.
Кострицын обратился к Омелину:
- Распорядитесь принести записи «одиннадцатой» в предыдущих полетах.
- За какой период? - уточнил Омелин.
- За самый короткий. Хватит записи предыдущего полета Баталина.
Принесли запись, началась дешифровка. Попов внимательно следил за ходом дела. Картина складывалась не в пользу Баталина. В предыдущем полете после третьего разворота он держал скорость около семисот километров в час.
- Ну, что вы скажете, товарищ майор? - обратился к нему подполковник. - Хотите, расшифруем и другие записи?
- Зачем?
- Чтобы вы имели
- Дело ваше, - невозмутимо отозвался Попов. - Чем больше, тем лучше. Но даже один этот факт противоречит вашей версии, товарищ подполковник. Скорость после третьего разворота была завышена, а двигатель не останавливался. Не останавливался он и во всех предыдущих полетах.
Попову нельзя было отказать в логике. Даже Омелин склонил голову, призадумавшись.
Кострицын вышел из себя.
- Да он, этот ваш Баталин, либо разболтан до предела, либо вообще больной! - выпалил он. - Вместо того чтобы думать о пресечении нарушений, вы вздумали выгораживать виновника!
- Я попросил бы разговаривать со мной так, как требуется по службе, - заметил Попов.
- Надо гнать таких из авиации! - не слушая командира эскадрильи, продолжал Кострицын, - Вам известно, что он во время полетов песни поет, стихи сочиняет? У вас в воздухе есть время петь? Нет? И у меня нет, и ни у кого нет! Он и вас и всех нас подведет под монастырь! Он на нашу голову инспекторов нашлет, а нашу часть, как вы знаете, должен посетить маршал! Кого вы защищаете, товарищ майор?
- Никого, товарищ подполковник. Летчик Баталин в защите не нуждается: он не останавливал двигателя. Капитан Омелин может не знать, но вам превосходно известно: конструкция рычага управления двигателем на нашем истребителе исключает непреднамеренное перемещение его в положение «стоп». Это проверено экспериментально. И я хочу разобраться объективно…
- Это не объективность, - прервал его Кострицын, - это объективизм! Вы защищаете честь мундира!
На разборе полетов, выслушав мнения по поводу предпосылки, командир полка сказал:
- С выводами спешить не будем. Техники разбирают двигатель. Послушаем, что они скажут.
Сердюков велел остаться командирам эскадрилий и их заместителям. Летчики разошлись.
Попов связался по телефону с ефрейтором Юрчишиным.
- Я не говорил, что скорость была завышена, товарищ майор, - ответил удивленный Юрчишин. - Я сказал товарищу подполковнику: мне показалось, что кто-то прошел над нами быстрее обычного.
И тут Кострицын передернул!
С первых дней пребывания Баталина в полку у него не сложились отношения с Кострицыным. Началось с торжественного построения. В то утро Сердюкова вызвали в штаб округа, он поручил провести церемонию заместителю. Кострицын, намолчавшись, увлекся речью так, что заскучали и «старички» и новички. Попов отметил про себя: как важно уметь говорить коротко и ясно!
Неожиданно Кострицын умолк и остановил взгляд на Баталине.
- Что вы сказали рядом стоящему, лейтенант?