Читаем Впереди разведка шла полностью

Майор Козлов рассказывал о том, как «викинги» и «мертвоголовые» молотили со всех концов бригаду, и я явственно представил эту жуткую картину.

Именно на нашей бригаде сфокусировалось острие атаки. Первая попытка пробить брешь в ее боевых порядках не принесла гитлеровцам успеха. Подтянув за ночь резервы, враг снова рванулся вперед, охватывая Шаришап железными клешнями. Отдельным группам автоматчиков удалось просочиться в северную часть поселка, пристрелять улицы. Чтобы ночью можно было вести более-менее прицельный огонь, гитлеровцы поджигали дома, стога соломы и кукурузы. Пожары не переставали бушевать над поселком — он буквально тонул в дыму.

Каждое утро начиналось с новой атаки. Эсэсовцы лезли с диким остервенением. У них это называлось «рюкзихтслос», то есть действовать напролом, без оглядки. Нахлеставшись «для храбрости» шнапса, они сбивались в толпы, улюлюкали, свистали. Снаряды и мины рвали и кромсали эту массу, но она, словно желе, снова стекалась в одно целое. Как ни прочна была наша оборона, но и она не выдержала таранного удара. И здесь пришлось хлебнуть лиха не только мотострелкам, но и артиллеристам, минометчикам, танкистам...

В то зимнее раннее утро 7 января над землею стелился туман, белая изморозь покрыла деревья и кустарники, фосфорной пыльцой искрилась на зачерствевших комьях выброшенной земли, орудиях, снарядных ящиках, телогрейках... Артиллеристы батареи лейтенанта Михаила Сурошникова подготавливали снаряды, раскладывали по «сортам»: бронебойные, осколочно-фугасные, шрапнель.

Гитлеровцев ждать долго не пришлось. Спустя несколько минут после ураганного артналета на позицию батареи попер бронированный табун — танки, бронетранспортеры, до двух батальонов мотопехоты. Сурошников, обсыпанный землей от разорвавшегося поблизости снаряда, отплевываясь, выжидал. Триста метров, двести, сто пятьдесят...

— Нахально прут, сволочи! — повернулся он к парторгу батареи старшему сержанту Кобычеву. Затем взмахнул рукой:

— Огонь!

Команду подхватили командиры орудий. Выстрел — и головной танк задымил.

— Горит, товарищ лейтенант! — крикнул наводчик рядовой Сорин.

— Горит, как и положено фашисту,— спокойно уточнил комбат.

Второго «тигра» стреножил наводчик рядовой Тюрин: снаряд пробил гусеницу и сорвал ее с катков.

— Чистая работа! — похвалил Сурошников бойца.

Гитлеровцы обрушили на батарею шквал снарядов мин, сплели вокруг нее паутину пулеметных трасс. Куча мерзлой земли вперемешку со снегом поднялась над позицией, а когда эта туча осела, на батарею вновь двинулась четверка танков.

Артиллеристы, сбросившие ватники, напоминали кочегаров у раскаленных топок. Прикипев к прицелам, точно посылали снаряд за снарядом.

Зачадил еще один «тигр», второй развернулся, чтобы спрятаться в лощине, но получил снаряд в борт. Прошло только пять минут, а на поле уже полыхало шесть танков.

Снова атака.

— Ребята, ни шагу назад! — крикнул своим батарейцам Сурошников. Голос его встряхнул бойцов, как если бы они увидели с десяток пушек за своей спиной, пришедших на помощь.

Еще один танк крякнул, закачал хоботом. Из его нутра повалил черно-бурый дым. Бронетранспортеры стали поворачивать вспять, автоматчики рассыпались по лощинам. Эсэсовцы отошли, но огонь не прекратили. Рядом с Сурошниковым разорвался снаряд, изувечив орудие. Ни одного человека из расчета не осталось на ногах — лишь убитые и раненые среди пустых гильз...

Сурошников бросился к другой пушке, где упал наводчик, но и сам получил тяжелое ранение...

Семь атак отбито! Шесть фашистских танков и два бронетранспортера, исковерканных и опаленных, словно ураганом разбросало вокруг сурошниковских пушек на сером, изжеванном траками поле.

Золотая Звезда Героя Советского Союза стала достойной наградой храброму и умелому командиру батареи Михаилу Матвеевичу Сурошникову.

В период, когда наша пехота окапывалась, выскочил бронетранспортер, обстрелял сначала ее, а затем открыл огонь из крупнокалиберного пулемета по артиллеристам старшего лейтенанта Георгия Урнышева. В этой ситуации не растерялся младший лейтенант Михаил Белый — приказал сержанту Ивану Дедовцу через ствол навести орудие на бронетранспортер. Тот загорелся с первого выстрела. Водитель и офицер были убиты. При них оказалась полевая сумка с топографической картой.

Неоценимую помощь бригаде в отражении атак оказали корпусные артиллеристы полковника Самохина, «катюши» майора Волынцева. На высоте оказались и минометчики лейтенанта Федора Литвиненко, с которым не раз сводила нас фронтовая судьба.

Гитлеровцы большими силами сжали фланги бригады, и мотострелки вынуждены были отойти назад. Рота Литвиненко держалась дотемна, а ночью также заняла более выгодное место и окопалась. Немцы снова потеснили мотострелков. Атаки повторялись одна за другой, стволы минометов накалились от непрерывной стрельбы. Казалось, силы у людей на пределе возможного. И тогда ротный Литвиненко приказал поставить минометы и пулеметы на прямую наводку, а сам с группой смельчаков, вооруженных гранатами, бросился навстречу танкам. Для многих этот бой стал последним...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное