Читаем Впереди разведка шла полностью

На одном из перекрестков я встретил майора Козлова.

— Вот, Борис Михайлович, мы и в Будапеште. Взяли все-таки...

— Событие памятное. Но к нему можешь добавить еще одно — личное. Тебе присвоено звание гвардии старшего лейтенанта...

Не менее радостным событием для меня стали долгожданные письма от Любы. Вначале не мог понять, почему на конверте стоит штемпель полевой почты. Оказывается, Люба через райком комсомола и военкомат была направлена работать, а вернее, служить на 2-й Белорусский фронт. Ее 5-е военное эксплуатационное управление находилось в польском городе Быдгощ. Вспоминая встречу в Волновахе, я никак не мог представить Любу в шинели, ушанке и кирзовых сапогах...

...После изнурительных боев нас вывели в резерв. Расположились мы в районе Биаторбадь. Пауза оказалась кратковременной.

Севернее Будапешта, если двигаться против течения, Дунай круто поворачивает влево, образуя как бы громадную излучину. Здесь расположены крупные города Эстергом, Комаром, а на западном крае поворота — Дьер. На подступах к этой водной дуге противник держал жесткую оборону, одновременно накапливая силы, чтобы пробить брешь в наших позициях и соединился со своими войсками. Нам предстояло пересечь Эстергомскую дугу по хорде ударом на северо-запад, окружить и уничтожить гитлеровцев, скопившихся в речной излучине.

Во второй половине марта корпус перешел в наступление, прорвал оборону в лесистых горах Вертеш, взял направление по маршруту Орослань, Дад, Коч к городу Тата.

Пробиваться с каждым шагом было все труднее. Подули теплые ветры, снег стал таять, вода затопила низины, переполнила речушки и каналы. Проселочные дороги стали непроезжими. Изношенное покрытие многих шоссе не выдерживало тяжести танков и самоходок, боевые машины буксовали, увязали в набухшей, перенасыщенной влагой земле.

Разведчикам работы хватало по горло. Вместе с саперами мы искали проходы в минных полях, взрывали завалы, в населенных пунктах обшаривали чердаки, подозрительные углы и задворки, стога соломы и кукурузы.

Для танков враг номер один — фаустники. Затаятся в какой-либо щели, как тараканы, и ждут. Фаустпатрон оружие довольно примитивное — жестяная труба диаметром пять-шесть сантиметров, на нее насажена граната, формой напоминающая графин. Подпустит фауст-ник танк или самоходку метров на тридцать — и бац этим «графином»! Прескверная штука...

Первой в город Тата ворвалась «тридцатьчетверка» старшего лейтенанта Федора Тимошенко. Приоткрыв тяжелый люк танка, он вытер смуглое от загара и копоти лицо, жадно глотнул влажный весенний воздух, посмотрел вокруг. Неплохо поработали его ребята! По сторонам валялись шесть искореженных орудий и три самоходки.

И снова вперед. А через несколько часов старший лейтенант Тимошенко погиб... Похоронили его в маленьком скверике на площади Таты. Все-таки не разминулся с фаустником.

Гитлеровцы яростно огрызались. Поняв, что удержаться не смогут, они ринулись в узкую горловину между озером Надь и правым берегом Дуная.

Целую ночь длился марш бригадных колонн. Наутро они вышли к населенному пункту Насаи и здесь наткнулись на немецкие заслоны. Поставив скорострельные зенитные пушки и счетверенные пулеметы на прямую наводку, гитлеровцы подожгли несколько «тридцатьчетверок», прижали к земле пехоту. И только корпусная артиллерия, получив точные данные о местонахождении вражеских батарей, расчистила бригаде проход между высотой 146,0 и каналом.

До Насаи оставались считанные километры, когда немцы вдруг бросились в контратаку. Впереди танки, сзади короткими перебежками наступали автоматчики.

И завертелась огненная карусель: над землей летели рои пуль, ухали гранаты, лихорадочно стучали «дегтяри» и МГ, азартно подскакивали от выстрелов выдвинутые в боевые порядки противотанковые орудия.

Автоматчики стали рассыпаться по полю, просачиваться к штабу бригады.

Я старался ловить в прицел тех, кто поближе, чтобы наверняка. Николай Багаев швырял гранаты, сопровождая каждый бросок хриплым выкриком:

— Бей рыжую сволочь!

Рядом короткими точными очередями из «пэпэша» подсекали немцев Семен Ситников, Иван Пиманкин, Антон Глушков, Федор Молчанов, Николай Петровец, Михаил Иваника, Алексей Рой...

Пыл наступавших охладили, но на нас неожиданно набросились «мессеры». Два бронетранспортера вспыхнули, как сухой хворост. Слева и справа рвались бомбы, во все стороны летели комья грязи, удушливый дым выворачивал внутренности.

Я прихватил с собой двух разведчиков и побежал к штабным машинам. Туда удалось прорваться нескольким гитлеровцам. Дошло до рукопашной.

На Ермолаева набросился дюжий немец с винтовкой наперевес. Угрожающе сверкнул штык... Семен ударил солдата лопаткой по руке, и тот выронил винтовку. Поднять не успел: Петр Алешин свалил гитлеровца ударом приклада. Туго бы нам пришлось, если бы не подоспели на помощь мотострелки капитана Нехаева.

Поздно ночью немцев все-таки выкурили из Насаи, но заплатили мы за это дорогой ценой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное