Впереди разведка шла

  Одна из девушек кинулась к пожилому усатому гвардейцу. Оказалось, встретила своего земляка из села Тальное Киевской области — Маркияна Лясковского. Солдат молча гладил светлые волосы Ирины Педун, у обоих по лицам текли слезы. Обнимая девушку, Маркиян, быть может, вспомнил двух своих дочерей, угнанных из родного дома в Неметчину. Кто знает, может и с ними посчастливится вот так свидеться?..

  Да, разбросала война людей по белому свету!

  Получил я письмо от брата. Николай — минометчик, воюет на 1-м Белорусском фронте, награжден орденом Красной Звезды и медалью «За отвагу». Сообщил интересную новость. Как-то после боя попал в другую часть, а там обедают. Решил поживиться у соседей. Раздобыл котелок, подошел к кухне. Повар обернулся, и у Николая чуть котелок не выпал из рук. Повар-то кто? Муж маминой сестры Данило Иванович Гащук. Вот так встреча! Сколько рядом провоевали, а только к концу войны свиделись...

  Гитлеровцы, как и перед Будапештом, огрызались с яростью обреченных. С кем нам только ни приходилось вступать в бои! Танковые и пехотные части, отборные полки, составленные из жандармских отделов, курсанты офицерских школ, охранные батальоны, фолькштурмисты, пожарники...

  Сломав последнюю оборонительную линию восточнее города Швехет, где находился главный аэродром австрийской столицы, гвардейцы корпуса приближались к Вене. Первыми прорвались к ее южной окраине разведчики-мотоциклисты старшего лейтенанта Михаила Коваленко.

  Наступаем, не замечая — день или ночь. Сон — вот желаннейшая вещь! Самая большая награда — подремать с полчасика. Но вот — ночевка... в крематории, где разместился штаб бригады и мои разведчики. Ничего себе — веселенькое место...

  А утром — снова в бой!

  Из окон и балконов свисают белые простыни, платки, полотенца, а с чердаков по нашим наступающим частям бьют гитлеровцы из крупнокалиберных пулеметов, истребители танков, вооруженные фаустпатронами, стреляют с верхних этажей зданий, бросают бутылки с горючей смесью, ведется зенитный огонь.

  Улицы содрогались от грохота: немцы, отбиваясь и отступая, взрывали промышленные постройки, административные здания. Со всех сторон взлетали в воздух кирпичи, куски железа, бетон. Было видно, как рухнули на землю гигантские мачты радиостанции, как обвалилась стрельчато-узорная колокольня собора Святого Стефана.

  Еще шла перестрелка, немецкая артиллерия еще продолжала греметь в городе, а жители австрийской столицы уже выходили на улицы встречать своих освободителей. В живописном парке, где установлен памятник кудеснику вальсов Штраусу, воспевшему Венский лес и голубой Дунай, вновь зазвучали смех людей, музыка. На площади Звезда Пратера стояли танки, самоходки, бронетранспортеры с вмятинами, шрамами, обгорелой краской, а возле них кружились пары — танцевали танкисты и девушки-регулировщицы, связистки и пехотинцы, артиллеристы и переводчицы из разведотделов, жители Вены.

  К бронетранспортеру подошел незнакомый капитан и, увидев на моей груди звезду Героя, попросил спозировать для портрета. Быстро вытащил блокнот, сделал карандашом набросок. Я так и не увидел толком, что он там изобразил. А капитан протянул мне руку и сказал:

  — Ну, до встречи в Берлине!

  В Берлине, однако, мне быть не пришлось, поэтому наша встреча так и не состоялась. Лишь спустя долгие годы в журнале «Журналист» я увидел свой «венский» портрет. Автором рисунка был гвардии капитан в отставке Наум Лисогорский, ныне заслуженный художник РСФСР.

  Уже в день взятия Вены мы получили приказ командующего 46-й армии генерала Петрушевского переправиться на северный берег Дуная и, наступая в направлении Корнейбурга, Штоккерау, отрезать пути отхода венской группировке противника на север.

  Части корпуса, разбившись на штурмовые группы, теснили противника, как затравленного зверя, к последней пропасти. Находившиеся севернее Вены гитлеровцы в панике хлынули через единственный узкий выход к Корнейбургу.

  До победы оставались считанные дни — немцев все плотней и плотней обкладывали с земли и воздуха. И хотя никто не мог сказать, когда же прозвучит последний выстрел войны, все понимали и чувствовали — близок, близок этот выстраданный день...

  Одна забота тогда владела мной: как сберечь людей? Всех до одного. Чтобы каждый смог увидеть конец этой страшной мясорубки, смог пережить радость победы. Ведь это и было нашим высшим представлением о счастье! Об этом счастье мечтал когда-то в Волновахе замполит артдивизиона Михаил Моисеев. И вот уже его нет: упал, перерубленный автоматной очередью...

  Мои мысли прервал голос посыльного:

  — Товарищ старший лейтенант, вас вызывает под полковник Бобров.

  В штабном домике кроме Ефима Фомича находились майор Козлов, какой-то офицер из корпусного начальства.