— Как вас звать? Кто вы такой?
— Смею доложить только старшему.
— А я и есть старший.
По разговору поняли — старик туговат на ухо.
Платоном Максимовичем величают. А фамилия немножко неблагозвучная — Вырыганов. Но с этой фамилией прошел под Ляодуном в японскую, в шестнадцатом под Эрзурумом турку колотил. И в гражданскую пришлось помахать шашкой...
— Теперь куда путь держите?
— К хутору, хворосту вот набрал.
— Немцы есть?
— А что им там делать? Все выгребли-вымели. Кабанчиков перерезали, от птицы остались одни перья. Грабили, что под руку попадется — посуду, утварь, скарб всякий из сундуков потащили. В народе верно говорят — доброму вору все впору!
— А где-нибудь поблизости не замечали фрицев?
— Дальше, за рощей, на юру закапывали танки. Мотоциклисты там шастали то взад, то вперед...
— Может, к хутору подвезти?
— С превеликим удовольствием.
Старик пошел за хворостом, но Алешин его опередил, приторочил вязанку к запасному колесу. Я усадил деда рядом, спросил:
— Окрестности хорошо знаете?
— Так точно! Сызмальства!
— Да не кричи так, дед! — отодвинулся от старика Алешин.— Бьешь, как из мортиры.
— Нам бы к роще нужно подобраться незаметней, с тыла.
— Можно. Под высотками взять напрямик в ложбину. По ней — вверх. Но там недели две немец что-то рыл.
Близко подходить я опасался...
Двигались по пути, указанному нашим случайным проводником. Как только на малой скорости преодолели по дну ложбину, наткнулись на длинный глубокий ров. Земля свежая, суглинистая. Увы!.. Колесная машина не пройдет. А у нас под рукой — ни топора, ни пилы...
— Товарищ командир! Я в хутор сбегаю, людей позову, струмент возьмем.
— Сбегаю...— ухмыльнулся Алешин.— Рассыпешься по дороге.
Старик обидчиво вытер слезящиеся глаза:
— Тебя, сынок, в помине не было, когда я перед Эрзурумом Кеприкейские позиции турок брал... То-то! А здесь какой-то паршивый ров.
— Алешин! Деда на «скауткар» — и дуй на хутор. Он дело говорит!
Через полчаса бронетранспортер возвратился: из него вылезли несколько пожилых мужиков с пилами и топорами. Наш проводник покрикивал на своих хуторян фельдфебельским голосом.
Материал для кладки был под рукой: над рыжим обрывом стояли березы, несколько дубков. Враз спилили, срубили, стали таскать ветки. Соорудили кладку, присыпали землей, немного утрамбовали. Орлов первым провел бронетранспортер, за ним прошли остальные машины.
Я попрощался с нашими помощниками, дал старику тушенки. Тот от радости даже понюхал банки...
Сержанта Александра Петрова я направил первым к роще, сами же на трех броневиках охватили ее с флангов.
Но что это? Сбоку, из чащобы, к притормозившему БА-64 выскочили шесть немцев, стали колотить по броне. Затем отбежали в сторону... Нас они не видят.
«Петров, милая душа! Что же ты придумаешь в данной ситуации?» — пальцы до хруста сжали бинокль.
А Александр не мудрствовал лукаво: открылся башенный люк и из него полетели гранаты. Гитлеровцы шарахнулись к лесу, несколько осталось лежать, сраженные осколками. Бронеавтомобиль резко сдал назад, по убегавшим ударил длинными очередями пулемет...
Теперь настала и наша пора. Броневики взяли разгон, и разведчики принялись прочесывать огнем рощу. Приблизившись, бросили поверх макушек деревьев «феньки». Гранаты лопались, как в пустой железной бочке, осколки сшибали ветки, кое-где вспыхнула сухая трава...
Немцы, как они после сказали, решили, что их атаковало со всех сторон крупное подразделение, и сочли сопротивление бессмысленным. А всего их в роще было до роты. Группа прикрытия оказалась довольно пестрой: в нее входили солдаты и офицеры из 294-й пехотной дивизии, несколько саперов, артиллеристы с двумя пушками, команда факельщиков. Этим «спецам» так и не удалось улизнуть — подготовленную машину мы буквально изрешетили...
Из рощи послышались крики:
— Вир эргабен унс! Шиссен нихт!* — навстречу нам с поднятыми руками вышло человек пятнадцать гитлеровцев.
* Мы сдаемся! Не стреляйте! (нем.)
Отправлена лаконичная кодограмма: «Путь свободен». Потом все собрались у моей машины, по рукам пошла канистра с пахнувшей бензином водой.
— Командир! — как бы спохватился Алешин.— Еще великий Наполеон сказал, что войско марширует на своем животе.
— Последуем совету Бонапарта. Готовь обед!
Семен стал вытряхивать весь наш провиант.
Расстелены плащ-палатки. В консервные банки вонзились финки, нарезан хлеб, сало. Я достал флягу «для растирания»...
Первую кружку поднесли сержанту Петрову. Саша у нас именинник — и в «плену» побывал, и пленных связку приволок.
А Алешин бодрил людей байками. Вот уж неунывающая натура! Однако в самой дрянной обстановке всегда собран, реакция мгновенная, находчив, хитер и хладно кровен. За это я его и любил. Разведчик прирожденный.
В стороне молча сидели пленные. Что с ними делать? Не тянуть же за собой этот табор.
Я подозвал унтер-офицера. Ситников растолковал ему что к чему: пусть берет своих германцев и чешет по дороге строем в нашу сторону. Только без выбрыков — мы проследим...