Читаем Впереди разведка шла полностью

— Как вас звать? Кто вы такой?

— Смею доложить только старшему.

— А я и есть старший.

По разговору поняли — старик туговат на ухо.

Платоном Максимовичем величают. А фамилия немножко неблагозвучная — Вырыганов. Но с этой фамилией прошел под Ляодуном в японскую, в шестнадцатом под Эрзурумом турку колотил. И в гражданскую пришлось помахать шашкой...

— Теперь куда путь держите?

— К хутору, хворосту вот набрал.

— Немцы есть?

— А что им там делать? Все выгребли-вымели. Кабанчиков перерезали, от птицы остались одни перья. Грабили, что под руку попадется — посуду, утварь, скарб всякий из сундуков потащили. В народе верно говорят — доброму вору все впору!

— А где-нибудь поблизости не замечали фрицев?

— Дальше, за рощей, на юру закапывали танки. Мотоциклисты там шастали то взад, то вперед...

— Может, к хутору подвезти?

— С превеликим удовольствием.

Старик пошел за хворостом, но Алешин его опередил, приторочил вязанку к запасному колесу. Я усадил деда рядом, спросил:

— Окрестности хорошо знаете?

— Так точно! Сызмальства!

— Да не кричи так, дед! — отодвинулся от старика Алешин.— Бьешь, как из мортиры.

— Нам бы к роще нужно подобраться незаметней, с тыла.

— Можно. Под высотками взять напрямик в ложбину. По ней — вверх. Но там недели две немец что-то рыл.

Близко подходить я опасался...

Двигались по пути, указанному нашим случайным проводником. Как только на малой скорости преодолели по дну ложбину, наткнулись на длинный глубокий ров. Земля свежая, суглинистая. Увы!.. Колесная машина не пройдет. А у нас под рукой — ни топора, ни пилы...

— Товарищ командир! Я в хутор сбегаю, людей позову, струмент возьмем.

— Сбегаю...— ухмыльнулся Алешин.— Рассыпешься по дороге.

Старик обидчиво вытер слезящиеся глаза:

— Тебя, сынок, в помине не было, когда я перед Эрзурумом Кеприкейские позиции турок брал... То-то! А здесь какой-то паршивый ров.

— Алешин! Деда на «скауткар» — и дуй на хутор. Он дело говорит!

Через полчаса бронетранспортер возвратился: из него вылезли несколько пожилых мужиков с пилами и топорами. Наш проводник покрикивал на своих хуторян фельдфебельским голосом.

Материал для кладки был под рукой: над рыжим обрывом стояли березы, несколько дубков. Враз спилили, срубили, стали таскать ветки. Соорудили кладку, присыпали землей, немного утрамбовали. Орлов первым провел бронетранспортер, за ним прошли остальные машины.

Я попрощался с нашими помощниками, дал старику тушенки. Тот от радости даже понюхал банки...

Сержанта Александра Петрова я направил первым к роще, сами же на трех броневиках охватили ее с флангов.

Но что это? Сбоку, из чащобы, к притормозившему БА-64 выскочили шесть немцев, стали колотить по броне. Затем отбежали в сторону... Нас они не видят.

«Петров, милая душа! Что же ты придумаешь в данной ситуации?» — пальцы до хруста сжали бинокль.

А Александр не мудрствовал лукаво: открылся башенный люк и из него полетели гранаты. Гитлеровцы шарахнулись к лесу, несколько осталось лежать, сраженные осколками. Бронеавтомобиль резко сдал назад, по убегавшим ударил длинными очередями пулемет...

Теперь настала и наша пора. Броневики взяли разгон, и разведчики принялись прочесывать огнем рощу. Приблизившись, бросили поверх макушек деревьев «феньки». Гранаты лопались, как в пустой железной бочке, осколки сшибали ветки, кое-где вспыхнула сухая трава...

Немцы, как они после сказали, решили, что их атаковало со всех сторон крупное подразделение, и сочли сопротивление бессмысленным. А всего их в роще было до роты. Группа прикрытия оказалась довольно пестрой: в нее входили солдаты и офицеры из 294-й пехотной дивизии, несколько саперов, артиллеристы с двумя пушками, команда факельщиков. Этим «спецам» так и не удалось улизнуть — подготовленную машину мы буквально изрешетили...

Из рощи послышались крики:

— Вир эргабен унс! Шиссен нихт!* — навстречу нам с поднятыми руками вышло человек пятнадцать гитлеровцев.

* Мы сдаемся! Не стреляйте! (нем.)

Отправлена лаконичная кодограмма: «Путь свободен». Потом все собрались у моей машины, по рукам пошла канистра с пахнувшей бензином водой.

— Командир! — как бы спохватился Алешин.— Еще великий Наполеон сказал, что войско марширует на своем животе.

— Последуем совету Бонапарта. Готовь обед!

Семен стал вытряхивать весь наш провиант.

Расстелены плащ-палатки. В консервные банки вонзились финки, нарезан хлеб, сало. Я достал флягу «для растирания»...

Первую кружку поднесли сержанту Петрову. Саша у нас именинник — и в «плену» побывал, и пленных связку приволок.

А Алешин бодрил людей байками. Вот уж неунывающая натура! Однако в самой дрянной обстановке всегда собран, реакция мгновенная, находчив, хитер и хладно кровен. За это я его и любил. Разведчик прирожденный.

В стороне молча сидели пленные. Что с ними делать? Не тянуть же за собой этот табор.

Я подозвал унтер-офицера. Ситников растолковал ему что к чему: пусть берет своих германцев и чешет по дороге строем в нашу сторону. Только без выбрыков — мы проследим...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное