Отходя, гитлеровцы побросали исправные пушки, автомобили, даже танки. Теперь дороги существовали лишь на топокартах. Раскисшие, разбитые, они оказались гибельными и для нашей, отечественной, и для американской техники. Танки шли медленно, как бы прощупывая своими железными лапами каждый шаг. Полями двигались цепочки людей с тяжелой ношей — минометными стволами, ящиками боеприпасов, канистрами горючего...
Но, несмотря на все козни природы, бригадные колонны шаг за шагом приближались к Большой и Малой Лепетихе. Обстановка подсказывала: у противника остался единственный путь отхода — через эти населенные пункты.
Об использовании бронетранспортеров для ведения разведки не могло быть и речи. Все сидели по уши в грязи. А сверху настойчиво требовали свежих данных о противнике.
Долго не удавалось взять «языка». Капитана Козлова в недавнем поиске ранило, он находился в медсанбате. Его заместитель — горячий и неуравновешенный капитан Савченко,— получив от начальства нагоняй, немедленно решил готовить поисковую группу. Такая поспешность привела к трагическим последствиям — разведчики ночью нарвались на засаду и потеряли шесть человек убитыми. Вынести их не удалось. Только случай помог остальным отойти. Среди раненых оказался и сам капитан Савченко...
Даже у бывалых разведчиков настроение резко упало. Еще и погода выматывала душу: небо словно насквозь пропило, дождь нудил беспрерывно — днем и ночью. Люди промокли до нитки, ходили понурые, забрызганные грязью...
Посыльный приказал прибыть к комбригу. Быстро накинув кожаную куртку — она здорово тогда спасала от этой моросящей напасти, я поспешил в штаб.
Полковник Артеменко поздоровался, предложил сесть. Вид у него был не из лучших — щеки покрыты серым налетом, красные, утомленные глаза. Перед ним стояла кружка с кипятком.
Вспомнив о злополучном поиске, Василий Михайлович зябко пожал плечами:
— Эх, мать честная, таких хлопцев потеряли! Но кто знал, что подобное случится...
Комбриг раскрыл карту.
— Обстановка требует хорошенько разглядеть не мецкие тылы. Малая Лепетиха, а дел может больших натворить. Авиация наша пока на приколе. «Кукурузники» порхают, да и те изредка. Вся надежда на вас...
Тут же выработали план действий. Заключался он в следующем: одну группу поведет Михаил Григорьев, вторую — я. Задача Григорьева — пройти через боевые порядки 1-го батальона, захватить пулеметную точку. Без стрельбы здесь не обойдется. Это как бы отвлекающий маневр. Моей группе в это же время следовало бесшумно просочиться в глубину обороны немцев, получить точные сведения о наличии вражеской техники. Мы знали, что ее там предостаточно: «тигры», «фердинанды», минометы — одноствольные и шестиствольные, большое количество боеприпасов.
Вышли, когда стемнело. Дорога вязкая. Чернозем пудовыми гирями налипал на сапоги...
Шли сначала с группой Григорьева, потом разошлись, дружески похлопав друг друга по спине.
Цепочкой потянулись к нейтральной полосе. Нашли большую воронку. Спустились. Стали наблюдать и ждать.
Группа Григорьева подобралась к первой траншее немцев, разведчики принялись растаскивать проволоку. Как и следовало ожидать, гитлеровцы, почуяв неладное, расцветили местность ракетами, подозрительные участки стали неистово поливать пулеметным огнем, долбать минами и снарядами. В свою очередь по противнику открыли оговь наши стрелковая рота и минометный взвод. Разведчики, укрывшись за песчаными холмами, периодически дергали за шнуры, и всевозможные бренчалки, подвешенные к проволоке, трезвонили, раздражая гитлеровцев. Те опять стали дубасить из пушек, крестить огнем мнимого противника.
Когда немцев утомила эта игра, мы по-пластунски подползли к заграждениям. Впереди — сапер с миноискателем и ножницами. Продвигались с предельной осторожностью, опасаясь «хлопушек». Эти мины, похожие на небольшие раковины со створками, незаметные для глаза, лежали в граве. Стоило только задеть проволочку, они прыгали, взрывались в воздухе, осыпая все вокруг шрапнелью.
Первая траншея осталась позади. Стали углубляться в тыл, пошли во весь рост. Я шел в немецком маскировочном костюме, камуфлированной каске, обтянутой сеткой. Остальные шестеро, тоже одетые во все немецкое — Ситников, Петров, Брусков, Шуваев, Ермолаев, Сафонов,— тянулись гуськом настороженным шагом. В кромешной темноте мы то натыкались на мокрые кусты, то неожиданно возникал поваленный телеграфный столб. Кто-то споткнулся, упал, чертыхнулся...
Пройдя с километр, услышали голоса. Свернули чуть левее.
Немцев оказалось трое, у заднего за спиной горбатилась радиостанция. И тут мы обнаружили телефонный провод. Резать не стали, пошли по его следу.
Снова немцы. Четверо. Остановились. Чвак-чвак — силуэты растворились в темноте. Пронесло...
В пути мы находились более часа, часто останавливались и прислушивались, готовые к оклику и выстрелу. Малейшее движение, чуть слышный шорох, скрип, металлический лязг — все заставляло настораживаться, затаивать дыхание.
Дождь поутих, стало проясняться. До нашего слуха донеслись звуки губной гармошки. Впереди вырисовывался орудийный ствол.