Впереди, в утренней дымке

Домой добирались к вечеру. Марина с трудом поднялась по лестнице, зашла в свою комнату и прикрыла дверь. Все постояли в нерешительности. Перед ужином Марина так не поступала. Впрочем, в комнату к ней вход был заказан всегда. Пашка лишь однажды переступал туда порог. Когда сильно простудился, и Марина ставила ему горчичники. Он помнил строгий порядок, аккуратно застеленный полосатым пледом диван, блестящий экран компьютера и… телефон. Телефон, по волшебству которого в доме появлялось все, что необходимо. Стоило Марине закрыться в комнате, снять трубку и вежливо надиктовать вкусные обеды, памперсы для малышек, новые голубые рубашки и теплые шерстяные штаны, полосатые мячи и красные совочки, упакованные в синих ведрышках с медвежатами. На следующий день все в точности появлялось в прихожей, в коробках с надписью — «КЗ 127».

Но сейчас за дверью было тихо, как на чердаке в ночь под рождество. Пашка прислонил ухо к замочной скважине. Где-то в глубине, точно в чреве посудомоечной машины что-то тихо гудело «шик-шир-шик». «Хоть бы таблетку какую выпила», — подумал он и, вдруг, сам того не ожидая, постучал. Ему не ответили.

— Пойдем, — потянула его за рукав Катя, — вдруг, спит…

— Что это с ней? — удивился Пашка.

— Может быть, ее медуза укусила? — невесело предположил Боря.

— Испугалась она. — Неуверенно произнесла Катя. — А плыла-то как! Точно русалка! Еще говорила — не умею…

На поселок опустились сумерки, и выкатила из-за леса луна, белая и круглая, как молоко, налитое в стакан по самый край. Марина из комнаты не выходила. Тишина в доме стала пугающей. Все дети, кроме Пашки с Борисом, сидели по кроватям, взъерошенные и сердитые, как голодные воробьи. Катя подумал, что теперь, на правах старшей, ей надо приготовить для малышей молоко и тосты. Она направилась на кухню и, не удержавшись, тронула ручку Марининой комнаты. Дверь с легкостью подалась.

Пашка и Борис сидели в своем укромном месте под бузиной и глядели на луну.

— Вон, гляди, еще ракета взлетела. — В небе чиркнули серебряным карандашом с живым оранжевым хвостиком. — Зачастили чего-то… Вчера три, сегодня…

— Ракета… — протянул Боря. — А ты почем знаешь, что это ракета? Выдумываешь все, Пашка!

— Неа, не выдумываю, ракеты — это такие машины, которые летают в небе. Вот на луну может полететь и даже дальше. Только машины не игрушечные, — настоящие. Их взрослые делают, понимаешь.

— Ну вот, опять врешь! Кто это — взрослые? Эти большие дети, которых в книжках рисуют? Так то сказки! Ты вот их видел что ли, чтоб болтать?

— Видел! — сказал вдруг Пашка. — Хочешь, и тебе покажу? Если не сдрейфишь, конечно…

Борис поглядел на ракету, ползущую за верхушками тополей. Ракета превращалась в звезду. Ему стало до тоски обидно, что другу знакомы мучившие его, Бориса, тайны. Ничего умнее не получилось, как потереть кулаком нос и злобно сказать:

— Если б ты не друг мне был — засветил бы тебе промеж глаз. Чтоб не врал! Ясно?

— Ясно! Сдрейфил.

— Слушай, а может эти ракеты твои и не ракеты вовсе, а звезды?

— Балда ты, звезды! Звезды, они, как солнце — огромные. Только ужасно далеко.

— Покажи мне взрослых, — вдруг тихо сказал Борис. — А то от этих вопросов скоро башка треснет. Покажешь — поверю!

— Вот то-то! — засмеялся Паша. — А ответы на кое-какие вопросы у меня есть. И не проболтайся. Тайна это. Если Марина узнает, что я ключ от подвала нашел — отберет. И все.

— А что там в подвале?

— Книги! Много!

— С картинками?

— Есть и с картинками. Только эти книги нам читать нельзя.

— Это еще почему?

— Не знаю! — признался Паша. — Хотя постоянно об этом думаю…

В тишине…. Раздался девчачий визг, такой, что даже вороны с тополей разлетелись. Мальчишки переглянулись и бросились в дом.

Дети стояли перед распахнутой дверью в Маринину комнату и ревели. Катька, испуганная и красная, держала на руках Нинку. За дверью все было белым-бело от лунного света. Ровнехонько в квадрате окна, брошенного луной на пол, лежала Марина.

Пашка включил свет и вошел. Все потянулись за ним, окружили лежащую девочку, и наперебой зашептали свое детское, испуганное. Пашка не слышал, он склонился над Мариной и увидел в ее широко раскрытых глазах себя — толстенького, курносого одиннадцатилетнего мальчишку, что тайком по ночам лазил в закрытую библиотеку.

Пашка жевал бутерброды и тыкал фонариком то в детектив, то в энциклопедию. Книги отвечали на одни вопросы и задавали другие, конца этому не было.

— Катюх, — очнулся он. — Принеси зеркало из ванны, маленькое.

Катя не стала спорить, все знали — Пашка самый умный, хоть и придумывает лишнее. Она притащила зеркало. Паша протер его и поднес Марине ко рту. Зеркало сохранило ясное отражение плотно зажатых губ.

— Не дышит. — Произнес Пашка. — Умерла.

Катя села прямо на пол и заревела.

— Ты уверен? — спросил Борис.

— Если б дышала — зеркало бы запотело. Я читал.

— Ну, мало ли что ты читал. Давай ее хоть на диван положим.

Все вместе перенесли Марину на диван. Она оказалась ужасно тяжелой. Руки и ноги не двигались, точно приросли к телу. На диване, укрытая пледом, она выглядела большой доброй куклой.

— Теперь что?