Впереди, в утренней дымке

— Валите отсюда! — зло ответили из машины. — Сказал, убегу, значит — убегу. А вы сидите тут, если дураки. Нравится вам с малышней возиться, пожалуйста! А я и на ракету заберусь. И на луну полечу…

— Вот дурак! Полетит он! Поймают тебя, как миленького. Тогда пеняй…

— Идут! — ахнул Борис.

— Лезьте сюда. Тихо только! — шикнул Ванька. Борис, не раздумывая, нырнул в машину и потащил за собой друга.

Места внутри хватало, при желании можно целый поселок разместить, если потесниться, конечно. Под ноги лезли ящики, те самые, в которых привозили все необходимое. И еще другие — огромные, они стояли вертикально под самую крышу. Ребята забились между ящиками и замерли. Борис слышал, как предательски громко стучит сердце, только не мог разобрать чье.

Зажегся свет. Люди принялись легонько чем-то постукивать, возиться и разговаривать своими ужасными голосами — словно тесать топориком по пню или скрипеть железной дверцей сарая. Борька не выдержал и высунул нос между коробками со сливочным печеньем.

Взрослый был страшный. Мальчику показалось, что ходить человеку трудно. С такими ручищами да ножищами вовсе не побегаешь. К тому же лицо взрослого заросло черными волосами по самые уши. Если правду Пашка говорит, и все дети такими вырастут, значит и он, Борька, тоже. Борис чуть не заревел от такой перспективы.

Второй взрослый был пониже, потолще, и голос его подскакивал, как на кочках. У того лицо не обросло, и, пожалуй, даже было веселое. Борька пригляделся и решил: «Может, обойдется».

— Что случилось-то? — проскрипел бородач. — Техосмотр недавно был. Месяц всего по бумагам.

— Вот доверят детей. Экспериментаторы, черт бы их побрал! Посади-ка ее повыше, сюда, к свету, ага.

На пол машины положили… мертвую Марину. Ее принесли вместе с пледом и подвинули под въедливый свет фонаря. Она лежала ничком на полу. Бородач почему-то взял отвертку, и вдруг спина Марины распахнулась, как дверцы буфета. Оттуда вместо крови хлынула вода. Мальчикам сделалось плохо. Голова закружилась, и подступили к горлу бутерброды. Борька изо всех сил зажмурился, перед глазами поплыли круги. «Хорошо бы не вырвало», — подумал он.

— Гляди-ка, был контакт с водой. — Удивился человек. — Корпус хорошо подмочило.

— Ого. Не слабо подмочило! Да, что тут было, интересно?!

— Пленка целая. Посмотрим на станции.

— Лады. Давай, упаковываем эту. Тяжелая красавица. А еще сверхлегкие сплавы.

— Тихо ты. Дети спят. Испугаем их насмерть. Они и так потом адаптацию два года проходят.

— Ох уж! Ладно, давай другую…

Взрослые зашли в машину, и, громко звеня ключами, вскрыли высокий ящик, что стоял напротив затаившихся мальчиков. Внутри ящика оказалась вторая Марина — ну, точь-в-точь такая же, даже красивее. Словно она надолго задумалась о чем-то, а сейчас шагнет прямо к ребятам. Ласково скажет: «Что же вы тут прячетесь? Нехорошо! Пойдемте-ка лучше ужинать…». А какой у нее голос! Ручеек!

«Марина…» — ошеломленно прошептал Борька. Ни звука, ни движения! Зато Пашка выдохнул в самое ухо: «Тихо ты! Балда…»

Марину достали из ящика, распаковали, как новенькую с иголочки куклу из коробки, вынесли под утренний туман и поставили у калитки. Через минуту-другую Борька услышал, как человек сказал:

— Информация о детях — пятый блок.

И Маринин голос певуче ответил:

— Хорошо, спасибо, активизировала.

— Если что нужно — звони! Ну, ты знаешь. Иди — скоро утро. Береги детишек там.

— Это моя обязанность.

Калитка щелкнула, как лесной орешек. Марина зашла в дом.

— И зачем все это? — спросил подпрыгивающий голос.

— Романтика. — Ответил скрипун, — Да пусть порезвятся. Я сам, ты знаешь, как сюда приезжаю — молодею лет на двадцать. Красота, а не курорт, и море… как настоящее. Ты в детстве море видел?

— Неа. Мы на Марсе жили.

— То-то. А я видел. Красивое! Как небо в зеркале.

— Небо… Ты, поди, с родителями жил. В детстве-то… А они?

— А что они? Родителям все равно работать надо. И потом они пленки смотрят.

Старую Марину спрятали в пустой ящик и закрыли на все замки. Затем дверь машины неслышно опустилась, щелкнуло, и свет погас сам.

Никто и не думал спасаться — мальчишки сидели, открыв рот, словно туда ловили каждое произнесенное взрослыми слово.

— Эх, ты. Пленки…. — послышалась издалека, — Чего же они тогда бегут отсюда, а? Полный срок и половина не проживает… Даже девочки…

— Любопытство. Явно психологи недодумали.

— Вот я и говорю. Черти полосатые, психологи твои! Поехали. Проснутся все скоро…

Взрослые сели в переднюю кабину и голоса пропали.

Машина тронулась легко, почти незаметно.

Пашке вдруг стало спокойно. Так бывает, когда устанешь и многое переживешь. Он прильнул носом к маленькому окошку. Черный лес бежал мимо. В слабых просветах то и дело мигали огни. Раз-другой мальчику почудилось, что он видел треугольные крыши, но это не наверняка. Пашка думал, что очень хочется есть. И даже манная каша пошла бы на ура. Он знал, что будет скучать недолго, и пожалел, что оставил в тайнике свою любимую книгу. Вряд ли кто ее найдет, так и размоет соленой водой или жуки съедят, все равно читать не умеют.

И Катя… Увидеться бы еще как-нибудь.