Леонардо точно ожил. Снова увидеть Милан, где протекли его лучшее годы жизни, где он создал свои величайшие произведения, где его знали и любили!.. Сколько там погребено дорогих воспоминаний! Но отпустит ли его Флоренция в то время, когда он еще не кончил фреску в палаццо Веккьо?
К его изумлению, городской совет милостиво согласился на временный отпуск в Милан, и Леонардо почувствовал, как будто у него гора свалилась с плеч. Он быстро собрался и пустился в путь, не расставаясь с любимым и балованным «сыном» Салаино.
XIII. В поисках счастья
Пыль поднималась столбом из-под копыт взмыленных лошадей, на которых летели в сопровождении слуги Леонардо и Салаино по направлению к Милану. Но прежде Леонардо решил заехать на виллу Ваприо, к старому другу Джироламо Мельци. Особенно хотелось ему видеть маленького Франческо. В его воображении Франческо все еще был маленьким мальчиком с длинными кудрями и большими невинными детскими глазами, а между тем прошло уже много лет, и ребенок должен был превратиться в юношу Франческо вместе с отцом был в саду, когда слуга доложил о приезде незнакомых гостей. Мельци меньше всего ожидали увидеть теперь Леонардо; но у Франческо почему-то сильнее забилось сердце, когда он пошел вслед за отцом навстречу приехавшим. Было ли это предчувствие радостной встречи или просто волнение от неожиданности – Бог ведает.
Перед Франческо стоял немолодой синьор в черном костюме ученого, с длинной, шелковистой бородой и ясными, холодными глазами. В величавой фигуре его было что-то царственное. Он улыбнулся слегка уголками губ и протянул руку Джироламо Мельци. Вопросительный взгляд его остановился на Франческо.
– Это сын мой, – сказал, улыбаясь, мессер Джироламо, – а вы и не узнаете…
Он указал на стройного, тонкого юношу со светло-каштановыми кудрями и большими, умными серыми глазами. Неужели это Франческо? Да, да, то же нервное лицо, те же милые, умные глаза…
Что-то знакомое промелькнуло для Франческо в лице гостя. Он узнал эту шелковистую длинную бороду, эти светлые, холодные и бесконечно прекрасные глаза.
– Мессер… Мессер Леонардо!.. – вскрикнул он вдруг, задыхаясь и краснея от восторга.
Учитель залился высоким звенящим смехом и протянул обе руки к юноше…
– Не удивляйся, Франческо, – сказал он наконец, мягко глядя на молодого Мельци, – что в первую минуту я не узнал тебя. Ведь ты так изменился. Прошло много лет. Ты стал юношей, я – ближусь к старости. Но на склоне лет счастье снова вернулось ко мне. Я опять увижу Милан. Французы захотели, чтоб я вернулся на мою вторую родину, и Флоренция отпустила меня. Теперь я твой, снова твой, мой Франческо, твой и всех миланцев! Ну, а у вас все так же, как и прежде: сад не изменился – разве только мои любимые пинии поредели да ты, бедняга Джироламо, нельзя сказать, чтобы помолодел. А из моего Салаино вышел совсем взрослый человек, хотя в душе он – прежний балованный мальчишка!
Салаино недовольно и конфузливо улыбался из-за спины учителя…
За веселым ужином начались бесконечные рассказы о пережитом. Мессер Джироламо со вздохом вспоминал былое время счастливого, по его мнению, владычества Моро. Он от всей души ненавидел пришлых французов и не понимал равнодушия Леонардо к этому новому владычеству. После ужина, когда все разошлись, кто-то робко и пугливо постучал в дверь Леонардо.
– Войдите, – сказал Винчи, не оборачиваясь. Он разбирал свой чемодан, доставая необходимые принадлежности и кисти, с которыми никогда не расставался.
На пороге стоял Франческо. Его прекрасное лицо было сильно взволновано; глаза горели.
– А, это ты, мой друг, еще не спишь, – сказал равнодушно Леонардо, – пришел мне помочь и узнать, доволен ли я ночлегом? Все прекрасно, а мои вещи я всегда привык разбирать сам. – Он мягко улыбнулся. – А впрочем, садись, помоги мне развернуть вот эту связку кистей: веревки запутались…
Он протянул Франческо большой толстый сверток, завязанный тонким шнурком. Руки Франческо дрожали, когда он распутывал узел. Наконец он опустил сверток на колени и поднял бледное лицо на Винчи.
– Мессер Леонардо… – сказал он тихо. – Вы помните свое обещание?
– Какое обещание, Франческо?
– Взять меня к себе в ученики, мессер Леонардо… Я помнил это обещание, я только и жил им! Я все помнил, что вы мне говорили; я старался присматриваться к природе, учиться у нее и… и… мессер Леонардо… и думал о том, как хорошо много знать, хорошо понимать «язык природы», как выражались вы тогда, учитель. Ваши слова врезались в мою память, хоть я и был тогда ребенком. Потом я учился живописи, мессер, но учился опять у природы, один. Других учителей у меня не было, мессер, и я не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме вас, смел мне что-нибудь поправить… что-нибудь приказать… Ах, мессер!
Он сложил руки с выражением детской мольбы, и скользнувший из окна дрожащий серебристый луч месяца озарил его бледное лицо, придавая ему выражение чего-то необычайно чистого и трогательного… Леонардо подошел к нему с задумчивой улыбкой и положил руку на плечо.