– Я думаю, теперь благоразумнее всего отправиться в Рим. Рим велик, и в нем найдется место каждому кто хочет работать. Да, кстати: я получил из Рима приглашение. Джулиано Медичи всегда любил меня, еще во время моего пребывания во Флоренции. Тогда он был маленьким мальчиком. С тайной гордостью смотрел он на отца, Лоренцо Великолепного, когда тот, окруженный толпой поэтов, ученых и художников, декламировал свои стихи. Он таким же и остался, каким был в детстве: тот же мечтательный взгляд, полный тайной грусти, как будто мысли его витают далеко от земли, то же отвращение к шуму, блеску, что окружает престол папы, то же вдохновенное лицо юного мечтателя, стремящегося постигнуть тайны вселенной. Теперь он зовет меня в Рим.
За это время воинственный и грозный папа Юлий II успел умереть, и папский престол достался сыну Лоренцо Великолепного, Джованни Медичи, принявшему сан папы под именем Льва X.
– Кардинал Джулиано Медичи, – продолжал Леонардо, – пишет, что папа будет выдавать мне пенсию в сто дукатов. Вот я и думаю ехать в Рим.
И отъезд в Рим был тут же решен. Оставалось только назначить для него день. По своей таинственности и быстроте сборов отъезд походил на настоящий побег. Когда все было готово, пустились в путь.
XIV. В Риме
Ехали, конечно, верхом и целой кавалькадой. Позади тянулись мулы с необходимым для художников имуществом. Их погоняли слуги с ленивым и беспечным видом.
Путники миновали дикие живописные ущелья Апеннинских гор и спустились в долину Нервы. Гора Соракт блестела на солнце, как огромная глыба серебра, и Леонардо тихо, задумчиво продекламировал стихи латинского поэта Горация:
Художник залюбовался величественным видом горы, но взглянул в сторону – и легкая тень омрачила его лицо.
– Помнишь, Джованни, – сказал он ехавшему рядом с ним Бельтрафио, – помнишь Цезаря Борджиа? Вот и его Ронсильонский замок! Теперь уже герцог Валентинуа не может распоряжаться в нем и наводить трепет на Италию… А как недавно еще это было и как грандиозно он начал! Вот судьба всего временного, всего случайного, созданного химерой в этом мире… Нетленна и вечна только одна могучая идея…
На высоком лесистом холме, среди полей, орошаемых Тибром, гордо возвышаются зубчатые башни Ронсильоне. Сколько злодейств и насилий еще недавно видели эти стены!
Кругом все было тихо… По дороге нашим путникам встретилось немало пилигримов, идущих в Рим поклониться новому папе.
Они были с ног до головы защищены сталью и крепкой кожей, вооружены секирами, мечами и пищалями грубой работы. Между ними выделялись своими веточками красного дрока на шляпах английские пилигримы и испанцы, шляпы которых были убраны крошечными раковинками, «раковинками святого Иакова», их патрона. У многих тело было обнажено; в каком-то диком упоении они не переставали бить себя по голым спинам и плечам плетьми и пели громко хором: «Аллилуйя!..»
Приближаясь к этим странным людям, Леонардо невольно чувствовал, как прежний юношеский задор начинает бродить в нем, заставляя подшутить над фанатиками. Тогда он вынимал из своей походной сумки восковые фигурки различных животных, полые, надутые воздухом, и бросал их перед лицом пилигримов. Эти уродливые существа некоторое время носились в воздухе, а суеверные люди пятились в ужасе, творя крестное знамение. То были первые опыты с воздушными шарами.
Раз Леонардо подшутил над виноградарем, у которого остановился на ночлег. Салаино усердно помогал учителю. Они вместе поймали большую зеленую ящерицу и прикрепили к ней полые крылья, которые наполнили ртутью. Голову ящерицы тоже преобразили: к ней приделали большие рога, круглые глаза и бороду. Вышло необычайное чудовище, наводившее ужас даже на учеников Винчи.
– Точно дьявол из ада, – говорил, весело смеясь, Салаино, – право, маэстро, хуже ничего нельзя придумать!
Но вот животное поползло… Ртуть двигалась в полых крыльях, и они, усаженные чешуйками, шевелились, шуршали и хлопали…
– О, Господи! – закричал в ужасе виноградарь, когда увидел чудовище, ползущее по его столу. – О Святая Мария, Матерь Божия, что за чудовище! Не знаю, кто ты – посланник неба или преисподней, но только молю тебя во имя всего, что тебе дорого, отгони от меня эту нечистую силу!
И Леонардо отгонял от перепуганного хозяина «нечистую силу», делая вид, что шепчет заклинания.
На другой день путники отправились дальше. Скоро они достигли пустынной, голой, мрачной Кампании, покрытой только сухой, побуревшей от солнца травой и жалким тростником. Кое-где встречались болота с удушливыми, вредными испарениями и чахлые леса… По этой безотрадной, мертвой пустыне нес свои мутные воды Тибр. Нигде не было видно человеческого жилья; только изредка попадались могильные памятники и полуразбитые колонны, да дикие буйволы, пасшиеся в этом царстве смерти, ошашали воздух своим оглушительным ревом…