Впусти меня

Они прочесали весь лес Юдарнскуген. Пять собак, двадцать полицейских. Даже вертолет, что было необычно для подобных поисков.

Раненый человек в состоянии аффекта. Любая собака смогла бы взять его след.

Но дело получило широкую огласку в прессе (только на общение с журналистами, собравшимися вокруг оранжереи Вибуллз у станции метро «Окесхувс», было выделено два констебля), и полиции не хотелось, чтобы их упрекнули в бездействии этим воскресным утром.

К тому же было найдено тело Бенгта Эдвардса.

То есть предположительно его тело – на покойном было найдено кольцо с выгравированным именем «Гунилла».

Гунилла была женой Бенке, и его коллеги об этом знали. Никто не мог собраться с духом, чтобы ей позвонить. Рассказать, что он умер и что они даже не могут с уверенностью утверждать, что это он. Спросить, были ли у него особые приметы… скажем, на нижней половине тела?

Патологоанатому, явившемуся на работу в семь утра, чтобы заняться телом серийного убийцы, выпала совсем другая задача. Если бы он увидел останки Бенгта Эдвардса, не зная всех обстоятельств, он бы предположил, что тело пролежало несколько дней на улице в сильный мороз, все это время подвергаясь надругательствам крыс, лис, возможно, даже росомахи и медведя, если слово «надругательства» могло быть применимо к животным. Как бы то ни было, растерзанную плоть, отделенную от костей, он бы приписал крупным хищникам, а повреждения выступающих частей тела – носа, ушей, пальцев – мелким грызунам.

В спешке написанное предварительное заключение патологоанатома было в срочном порядке передано в полицию и стало еще одной причиной столь масштабной операции. Виновного признали «крайне опасным преступником», пользуясь официальным языком.

В народе – чокнутым маньяком.

То, что он вообще оставался жив, относили к разряду чудес. Конечно, не из тех, вокруг которых Ватикан стал бы размахивать кадилом, но тем не менее это было чудом. Он был практически в коме еще до падения с десятого этажа, а сейчас разгуливал себе как ни в чем не бывало, и если бы только разгуливал.

Но долго он протянуть не мог. На улице, конечно, потеплело, но все равно температура держалась около нуля, а на нем был один больничный балахон. Насколько полиции было известно, пособников у него не было, и он не продержался бы в лесу больше пары часов.

Телефонный звонок от Бенни Мелина поступил почти час спустя после того, как он столкнулся с человеком на мосту Транебергсбрун. Но уже через пару минут после него позвонила одна пожилая дама.

Она выгуливала собаку, когда вдруг увидела человека в больничной одежде неподалеку от конюшни Окесхувс, где зимой содержались королевские овцы. Она немедленно вернулась домой и позвонила в полицию, решив, что овцы в опасности.

Через десять минут на указанное место прибыл первый патруль, и первое, что они сделали, – это прочесали стойла с пистолетами на изготовку.

Овцы забеспокоились, и к тому времени, как полицейские обыскали все здание, оно превратилось в клокочущее море колышущейся шерсти, громкого блеяния и почти человеческих воплей, на которые приехал еще один наряд полиции.

Во время обыска несколько овец очутилось в проходе, и, когда полицейские наконец заключили, что подозреваемого здесь нет, и со звоном в ушах покинули помещение, один баран выскочил во двор. Присутствовавший там старик-полицейский, родом из деревни, бросился на него и, ухватив за рога, затащил обратно в стойло.

Лишь после того, как баран оказался водворен на свое место, полицейский сообразил, что яркие всполохи, которые он видел краем глаза, были фотовспышками. Он ошибочно счел, что происходившие события были слишком серьезны, чтобы подобная фотография могла появиться в прессе. Тем не менее уже скоро журналистам пришлось отвести специальное место вне зоны розыска.

К тому времени часы уже показывали половину восьмого утра и рассвет незаметно поднимался из-за капавших талой водой деревьев. Преследование одинокого маньяка было хорошо организовано и продвигалось полным ходом. Поимку преступника предполагалось осуществить к обеду.

Лишь через несколько часов безуспешного наблюдения с вертолета, оборудованного термовидеокамерой, и поисков со специально обученными собаками возникло предположение, что разыскиваемого больше нет в живых. Что, пожалуй, стоит приступить к поискам трупа.

* * *

Когда первые бледные лучи рассвета, проникшие сквозь жалюзи, обожгли ладонь Виржинии, как прикосновение к раскаленной лампочке, она мечтала об одном: умереть. И все равно она невольно отдернула ладонь и отползла в глубину комнаты.

На коже ее зияло более тридцати порезов. Вся квартира была залита кровью.

Этой ночью она вскрыла себе вены, чтобы напиться, но, не успев все высосать или слизнуть, залила кровью пол, стол и стулья. Большой тканый ковер в гостиной выглядел так, будто на нем разделывали оленя.