– А вот тут ты, брат, ошибаешься. Как раз таки мое дело. Я – кто? Правильно, глава администрации. Мне следить положено за тем, чтобы у меня в поселке уголовников не плодилось. Показатели упадут – лишусь премии. А тут под боком у себя змею пригрел, – прошипел как гадюка Валерий, глядя прямо в глаза Филиппу и приблизившись чуть ближе, на расстояние кулака.
В это время в соседних домах люди начали выглядывать из окон, услышав крики на улице, но никто не выходил. Представление продолжалось. Глава администрации продолжил свою карательную речь:
– Рассказать, что теперь с тобой будет? Пойдешь по статье 235 УК РФ «Незаконное осуществление медицинской деятельности». В лучшем случае штраф 200 тысяч рублей, а то и посадят на несколько лет. А я уж позабочусь об этом. Хорошую пенсию я тебе придумал, да?
– У вас нет никаких доказательств.
– Хо-хо-хо, ой как ты ошибаешься, тебе списком озвучить тех, кого я объехал сегодня, и кто мне лично показывал все твои рецептики, выписанные от руки? Света Абросимова, медсестра твоя, с дочкой, Серега Пайметов с сыном! Продолжать? Похоже, только моя секретарша к тебе не ходила из всего поселка, хоть она меня не подвела, и то, может быть, врет. Да и черт с ней. А тебе я даю последний шанс: ты эту свою деятельность прекращаешь и идешь вылизываешь просто всю грязь, все ошметки с окон и пола, чтобы завтра с утра я пришел и все блестело, ясно тебе? Я все сказал. Желаю удачи.
Филипп ничего не сказал, только проводил взглядом Валерия Олеговича до машины. Он смотрел не на него, не на людей в окнах. Он стоял в своих трениках с вытянутыми коленями, свитере, связанном его женой, и в вязаном же шарфике, чтобы не простудиться. Ветер вдруг подул неистово, волосы и кончик шарфа разлетелись по ветру, как флаг идущего ко дну коробя, а он продолжал стоять и смотреть в одну точку.
Действо кончилось. Антракт, и люди попрятались по своим местам. Филипп сунул руки под мышки и пошел домой сгорбившись. Голова резко потяжелела, после такого унижения он не мог долго понять, что ему делать дальше. Груз ответственности давил сильнее прежнего, да и на официальную работу ему совесть и гордость не позволит пойти. После этого разговора это не просто работа – теперь это каторга, рабский труд провинившегося раба на освирепевшего феодала. Чтобы хоть чуть-чуть отвлечься, Филипп включил «Первый канал», где вот-вот начнутся новости. Первый же репортаж застал его врасплох. Оказывается, в столице уже давно вовсю обсуждается повышение пенсионного возраста, вероятность, что законопроект примут, очень велика, говорят эксперты. Мужчина должен будет выходить в 65 лет на пенсию, а женщина – в 60. Механизм перехода пока прорабатывается. По всей Европе уже так, значит, и у нас тоже должно быть.
«Так, это вот так? Не очень-то похоже на Европу!» – подумал про себя Филипп, разводя руки в стороны, пытаясь найти клочок той самой Европы у себя в доме, о которой говорили по телевизору.
Он встал с дивана, так и не раздевшись, и побрел полумертвой походкой во вторую комнату. На комоде стояли фотографии Галины и Софьи. На одной из фотографий они изображены втроем: мама, папа и дочка в коляске. А вот жена с дочкой играют в куколки, которые отец привез из города. Вот первый день в поселке: на фоне их дома, где-то сзади виднеются зеленые поля. Улыбки трех лиц согревают теплом это холодное полотно одинокой сельской жизни. Филипп аккуратно сложил все фотографии в стопку и положил в верхний ящик комода, где хранились связанные Галиной свитера. Вернувшись обратно в большую комнату, он подошел к телевизору, выключил его, взял стоявшую на нем фотокарточку, на которой изображен весь их коллектив: педиатр Филипп Аркадьевич, главный врач и хирург Святослав Никифорович, окулист Светлана Петровна, терапевт Иван Сергеевич и четыре медсестры. Вдруг ему вспомнился Андрей, Филипп вдруг придумал для себя, что Андрей встретился с Дукалисом, Лариным, обнял их, как настоящих оперов, и был счастлив.
Шарф все так же одним концом болтался в разные стороны. Свитер он решил снять и положить к выстиранным в комод. В комнате был стул. Филипп поставил его посредине, встал обеими ногами на него. Болтающийся конец яркого шарфа он прикрепил к люстре, а петлю на шее не стал даже править. «Петелька на петельку», – вспомнилось вдруг.
Хлоп, стул упал. Он висел посредине комнаты, болтаясь из стороны в сторону, как маятник Фуко. Лицо наливалось кровью, вдруг в ушах его послышался гул, шум воды, звуки стали пропадать, все вокруг стало чернеть, искры из глаз летят по сторонам, звук начал троиться. И тишина. Все!
«Все? Это вот так происходит? – думал Филипп Аркадьевич. – Это и есть рай, но что в этом раю делает эта женщина, я знаю ее, и она точно не должна здесь быть. Где мои девочки?» – мыслилось Филиппу.
– Клавдия, ты чего тут делаешь, ты должна быть с Игорем, уж точно не тут, рай не место для живых, – проговорил в темноте Филипп.
– Какой рай, Филипп Аркадьевич, я как раз с Игорем к вам и приехала на прием, а тут такое, беда-то какая, – разрыдалась Клавдия, хлопая по щекам Филиппа Аркадьевича.