Все прогрессивное человечество собирается отмечать годовщину Октября, ходит на демонстрации, а я, даже не дождавшись прибытия любимых родственников, набрал в магазине апельсинов и поехал проведывать болящих. В реанимацию к Томилиной по-прежнему не пускали, зато встретился и зацепился языками с родителями Лены. Они уже знали про поимку преступника, где-то просочился слух о переломанных руках-ногах. На меня смотрели с подозрением и толикой уважения. Говорили уже вполне приятственно, я предупредил Клавдию Архиповну насчет «Бурденко», оставил контакты.
После Склифа поехал через весь город в челюстно-лицевой госпиталь для инвалидов Отечественной войны. К Костику меня пустили, только халат заставили нацепить.
– Андрей! Панов! – афганец мне был искренне рад, полез обниматься.
– Стоп, стоп, – я попытался уклониться, но не вышло. – Я же с улицы, с бациллами!
– Да у меня все зажило! – Костя снял маску, показал себя, красавца. Пара поперечных шрамов вдоль челюсти и скулы, поджившие, розовенькие.
– Красавелла! – одобрил я, передавая апельсины. – Когда выписывают?
– На днях. Я уже тут как дома, обжился, со всеми познакомился.
Мы вышли в коридор, Костик по-свойски подмигнул какой-то фигуристой санитарке.
– Чего только не насмотрелся. Лежал с парнем – у него шрам на всю голову и по лбу. Лысый, ну то есть обритый… Мы его Копилкой звали.
Афганец засмеялся.
– А еще подружился с десантником из Рязани. Ему полпятки под Кандагаром отстрелили. Тоже с гнилью на лице лежит.
– Небось Ахиллесом нарекли? – пошутил я.
– Точно! Как догадался?
– Костя, я на «скорой» несколько лет отпахал. Кого только не видел. И «Неронов», которые пьяными заснули с сигаретой, Паша-Застрелю – мужик пьяный в сугробе заснул, пальцы отморозил, ему ампутировали все, кроме указательных. А еще был Колян-Штопор. Это вообще история…
Вокруг нас собрались несколько пациентов, начали похохатывать.
– …Этот Колян решил девушку свою впечатлить. Засунул член в винную бутылку. А вынуть не смог – пришлось к врачам ехать. Ну и все, кличка на всю жизнь.
Костику и Ко я не стал рассказывать, как в девяностые вытаскивал из перевернутой и помятой машины одного армянина. Ему железкой череп по кругу вскрыло – почти трепанация. К удивлению, выжил. Даже разыскал поблагодарить. Сказал, посмеиваясь, что теперь его называют Ашот-Кабриолет.
Уже в палате я поинтересовался дальнейшими жизненными планами Костика. Они были незамысловаты. Переехать в Москву, пойти куда-нибудь работать. Да вот хотя бы к Мельнику или Димону в милицию. «Пацаны классно устроились, а ты так вообще орел из Орла!»
– Тут медом не намазано, – пожал плечами я. – Москва слезам не верит.
– А что? Общагу дают, к погонам я уже привычный. Ну ать-два, ладно, годик потерплю в школе или как там ее называют?
– Ладно, держи краба, – я протянул ладонь. – Как устроишься, набери мне. Мельник даст номер. Может, придумаю что-нибудь получше ментовки.
Мы поручкались, и я поехал домой – забирать Аню. Тесть с тещей приглашали к себе отметить праздник, но это, видимо, завтра. Заодно и руки попрошу. Так сказать официально. Но сначала надо подготовиться.
А еще перед этим встретить мать Панова. Потому что ну совсем не по-сыновнему получится, если она с Федей будет в метро ехать.
Дурдом возле Курского вокзала не прекращался никогда. Похоже, в этом месте самое средоточие процесса. Толпы у касс, натуральный табор в залах ожидания и на перронах, дембеля, цыгане и просто пьяные – всё это создает атмосферу уникального места. Впрочем, на Комсомольской площади у трех вокзалов, наверное, то же самое.
Припарковаться получилось не очень близко, пошел пешком. Праздник, да. Все усиленно бросились куда-то ехать. Нет бы дома сидели, телевизор смотрели. А так – пассажиры, грузчики, железнодорожники. Бесят просто. А тут еще перепутали перроны, и поезд пришел не на ту платформу.
Короче, я нервничал. Вот сколько раз говорил себе, что это совсем чужая мне женщина, нет у меня перед ней никаких обязательств и всё остальное. И вот сейчас я снова чувствую вину. Да, я ничего с ее сыном не сделал. Но ведь он пропал! Нет его – даже кусочка памяти не осталось. Так что буду тащить этот крест. В конце концов язык не отсохнет позвонить раз в неделю и поговорить о каких-то мелочах. И пусть она со своим Федей будет счастлива.
Аня, конечно, молодец. Встретила будущую свекровь на высшем уровне. Лучше и не придумать. Как будто тысячу раз виделись уже – вот вам тапочки, а там ванная, поможете мне с завтраком? Короче, пока мы с Федей сидели и пялились в спасительный экран телевизора, Аня Панову-старшую всячески охмуряла. Судя по довольным женским улыбкам, вполне успешно. Хотя кто ж их разберет? Они вот с таким благостным выражением лица и стрихнин тебе в суп подсыпать будут. Или твоим врагам, это уж как повезет.
– Еврейка? – внезапно поинтересовался Федя.
– С какой целью интересуетесь? – я решил не ввязываться в возможный спор. Но не тут-то было.
– Ты смотри, Андрей, нация такая, гнилая. Своим там, хоть обрежься на двадцать сантиметров, – не станешь.