Милиционеры, понаблюдав весь этот шабаш, пожали плечами, убрали молящихся и вызвали обычную «скорую». Но тут объявился высокопоставленный муж – толстячок в очках лет пятидесяти, объяснил, что они с женой относятся к спецконтингенту, до привилегированных тел разрешено дотрагиваться только избранным.
Избранные с мигалками добрались за четверть часа – уложившись во все отведенные нормативы.
Сначала Геворкян опросил мужа. Тот подтвердил, что да, у жены – Марии Константиновны – шизофрения, стоит на учете, последний год сильно увлеклась религией. Отмаливает грехи, постится, вот это все. Товарищ увлечениям супруги не препятствует – даже рад, что той постоянно нет дома.
– Лекарства принимает? – поинтересовался доктор.
Пожатие плечами – было нам ответом. Ну все ясно, тут у нас скорее всего очередной рецидив болезни. Не пьешь таблетки – психика начинает окончательно ломаться. Родственничек, конечно… Так и захотелось сказать ему пару ласковых.
Подошел непривычно худой, низенький священник в серой рясе с серебряным крестом поверх. Представился отцом Матфеем.
– Я уже давно замечал за Марией Константиновной странности, – священник тяжело вздохнул, перекрестился. – Уже больно ревностная в вере она. Такое бывает у неофитов, но чтобы так тщательно всех наставлений придерживаться – это редко у кого встретишь.
– Попробуем сначала лаской, – решил Геворкян. – Если не получится уболтать, тогда…
Я внутренне поежился. Вспомнил попытку уговорить одного амбала-наркошу на Рублевке. Сколько он в меня всадил раз нож? Пятнадцать? Я невольно потер грудь. Молодую, мощную. Это слегка отрезвило.
– Ты чего себя трогаешь? – засмеялся Валентин, наполняя шприц с успокаивающим и укладывая его во врачебный чемоданчик. Чтобы потом время не терять. Правильно.
– Да вот, решил в качалку ходить.
– Качалку?
– Не слышал? Бодибилдинг.
Судя по глазам фельдшера – не слышал.
– Видел Шварценеггера на видео?
– А… тяжелая атлетика. Так бы и сказал.
Мы вошли в церковь, Геворкян начал убалтывать пациентку, заодно задавая наводящие вопросы про связь с ангелами и голоса святого воинства в голове.
– Учился, учился, а в чем отличия между всей этой психиатрией – из головы давно вылетело, – тихо, на ухо произнес мне Валентин. – Вот ничего не помню.
– Ты же тоже кошатник? – вспомнил я старый анекдот. – Ну вот представь себе, что ты начал говорить со своим усатым Тимохой. Это острый психоз. А если кот вообще не существует, а ты с ним продолжаешь болтать – это галлюцинаторный психоз.
– А шиза?
– Кот говорит с тобой внутри. Иди, сделай мне хавчика или еще какие команды. Или ругает тебя.
– Класс! – фельдшер заулыбался, включился в игру. – Паранойя?
– Ты боишься говорить что-то при коте. Думаешь, что он за тобой следит, задумал недоброе. Неврастения – это когда ты считаешь, что кот тебя игнорирует, и ты бесишься из-за этого. Маниакально-депрессивный психоз – считаешь, что кот тебя не ценит, добиваешься его внимания.
Пока я давал кошачью классификацию психических заболеваний, Геворкян почти уболтал Марию Константиновну. Взял ее под локоток, что-то размеренным голосом внушал. Она кивала на автомате и шла за ним к выходу. Пристроились в кильватер. Тут все равно глаз да глаз нужен.
Как в воду глядел. Стоило пациентке увидеть своего мужа-пухляша, как она натурально взбесилась. Скинула руку Геворкяна, уставила на супруга палец и начала кричать про бесов, что в него вселились. А мы были тут как тут. Подхватили ее под локоточки и поволокли к «скорой». В «рафике» Валя сделал укол, женщина слегка успокоилась. Можно ехать в психушку. Тут главное не переусердствовать на догоспитальном этапе. А то вот так привезешь клиента под наркозом – а его брать не захотят. Спокойный, не агрессивный. Дома пусть лечится, психиатра из диспансера позовете. В приемном покое наоборот, надо показать продуктивную симптоматику, чтобы всем стало понятно: наш клиент, надо лечить.
С нами в салон влезли два милиционера, в сопровождение. Не нам же дамочку на месте удерживать в случае неожиданной агрессии. Смешно иногда бывает: привозят в больницу здоровенного бугая, в наручниках, на плечах половина райотдела висит, а за ним из отделения приходит санитарочка лет семидесяти, тяжело вздыхает, привязывает буяна к себе за руку вафельным полотенцем и ведет с собой. Самое странное, что в большинстве случаев пациент идет и не рыпается.
– А подарочек? – спросила Аня, когда я поздравил её с днем рождения ровно в одну секунду после полуночи наступившего четырнадцатого февраля. – Быстрее давай, мне срочно надо!
Я встал и пошлепал на кухню. Обычно население прячет в банках с крупами ценности в надежде, что их там не найдет квартирный вор. Мой пакетик с золотой цепочкой был сунут в гречку, чтобы его там не нашла Аня. Она призналась как-то, что эта крупа с ней не дружит. Сколько она ни пробовала сварить ее, отмеряя чуть ли не пипеткой два объема воды на один – гречки, ни разу ничего толкового не получилось.
– Вот тебе презент, – сказал я. – Но это не всё.