Врачебная тайна

С полчаса я скучал в одиночестве, и глаза, не имея возможности смотреть на что-то иное, стали подмечать все новые и новые детали. Зародились некоторые подозрения… То, что Шарик стащил все не только с первого, но и со второго яруса, еще можно было объяснить. Допустим, он вставал на задние лапы. Но как он изловчился добраться до третьего яруса?! Это ведь собака, а не обезьяна! Я попробовал потрясти один стеллаж, второй, — нет, стоят крепко… Еще, каким образом пес разворошил второй-то ярус? Толкал коробки передними лапами от себя, что ли? Обычно собаки хватают зубами и тянут на себя. Но ни на одном ящике я не смог найти следов собачьих зубов. Раскрытыми были лишь пара коробок, которые валялись у входа, просыпалось печенье… Но и эти коробки, мне кажется, зубами не грызли. Они были только помяты немножко… Наверное, если бы я не остался здесь торчать, как дурак, в одиночестве, ничего этого не заметил — зачем мне коробки рассматривать? Но раз уж обратил внимание, значит, обратил. По-моему, тут имела место инсценировка, причем — слабая, которую организовали на скорую руку. Вспомнил слова «ревизия» и «инвентаризация», слышанные накануне, сперва от Гоменского, потом от самого Бондаря, сопоставил с тем, что кладовщика не было в постели ночью, и решил, не зря мне удивление Бондаря сразу показалось наигранным: «Кто лает? Где лает?» Вот же, под носом у тебя лают, чего ты дураком прикидываешься? Видимо, я Бондарю нужен был главным образом как свидетель того, где собака была зарыта. В смысле — закрыта. «Все уже украдено до нас».

Преодолев свалку, устроенную якобы Шариком, я пробрался внутрь, врубив свет еще одним выключателем (Бондарь почему-то этого не сделал). Обнаружил в углу коробки с тушенкой «Армейская», показавшиеся мне знакомыми. Точно! Вот и моя дырка — это когда верхняя коробка была нанизана на ножку табуретки. Ха-ха! Налицо деловая связь между нашей мафией и местной?..

Поскорее вернулся ко входу, выключив «лишний» свет, и — вовремя. Явился Бондарь. Он как бы уменьшился в размерах, потому что вместе с ним взглянуть на бардак пришел сам Гоменский.

— А ты чего здесь? — увидел начальник отделения меня.

— Хотели прибраться на складе, а тут… — развел я руками. Гоменский не поверил, что мы с кладовщиком так сдружились за короткий срок.

— Бондарь! Ты давай, не командуй тут! Кому где работать, решаю я, понял?

— Так точно.

— Как собаку не заметили?

— Не могу знать, товарищ майор!

— Не можешь? Плохо, что не можешь. Ладно, я скажу зампотылу, что ревизия откладывается… до после обеда. До после обеда, ясно? Наводи порядок! Сам! Пойдем, Смелков…

На дорожке возле морга Гоменский приметил Саню Курносова с метлой в руках. Госпиталь — не жилой квартал, с ритма тут сбивать некого, но майор все-таки высказал недовольство:

— Курносов, ты чего один?

Я подумал, в силу своего прежнего занятия, что это землекопов бывает несколько — два, полтора (как посчитать), а дворники обычно и работают поодиночке, чему удивляться? Курносов ничего не успел ответить, но по лицу было видно — почувствовал себя виноватым. Вот что делает с людьми учебка…

— Я же сказал Латусю: несколько человек… — Гоменский посмотрел на меня:

— Говоришь, все умеешь?

— Какой же студент не работал дворником! — молодцевато ответил ему.

— Тогда вернись, пожалуйста, к Бондарю, пусть выдаст еще одну метлу, ведро, совок.

— Есть.

Заходя к «захоронению монгольского завоевателя» с тыла, услышал голоса и замедлил шаги, прислушиваясь:

— …Зачем ты с верхнего яруса все сбросил? Собака, по-твоему, летать умеет, что ли? — спрашивал чей-то резкий, неприятный голос. Я мысленно согласился со спрашивающим. Собаки если и летают, то обычно низко. Поручик Ржевский считал — к дождю… А с крыльями — это конь. Он еще бывает педальный, в пальто… Иной человек врет, как сивый мерин. Например, Бондарь. Второй голос принадлежал ему. Он возражал:

— Да кто присматриваться будет? Хотел кучу на входе соорудить побольше, чтобы внутрь не сунулись.

Получив подтверждение своей догадке, я вынужден был признать при этом, что не один такой наблюдательный. Собеседник Бондаря тоже вот заметил несуразность. Им оказался Назар. Мое внезапное появление заставило обоих — и Назара и Бондаря — резко замолчать, как уже было однажды. Первую секунду они глядели на меня с испугом. Их явно волновало, что я успел услышать?

Однако у Назара испуг тут же трансформировался в гнев старослужащего:

— Так! Тебе чего здесь надо?

Я перевел взгляд с него на Бондаря и сказал:

— Одну метлу, одну лопату, одно ведро по приказу Гоменского. Дорожку буду мести, однако.

Бондарь тяжело вздохнул от того, что требуется идти к другому складу. Это же какой труд! Отпирать, запирать…

— Дай ему, что просит, — сказал Назар лентяю. Бондарь, кажется, уже придумывал, какую отмазку слепить, чтобы я нашел все сам, без него.

— Пойдем, — сказал он мне. Выдав, что надо, крикнул вдогонку: