Врачебная тайна

— Сюда можешь не возвращать! Робинзону в каптерку отдай. Я понял, кого он имеет в виду. Может, так и сделал бы, да заметил в конце уборки, как к складу подъехала «буханка». Я не я, если служивые не запихивают сейчас в нее те коробочки, что нашлись под дальней стеной, чтобы толкнуть налево! — подумал. Очень хотелось проверить, дабы довести свою разведку до конца. Но не тут-то было. Теперь жулики выставили охранение. Перед воротами меня встретил Бондарь:

— Ты чего опять приперся?

— Инструмент вернуть.

— Тебе куда сказали отнести?

— Авинзона нет, каптерка закрыта. Сопрут — с меня спрос будет, — с ходу придумал я.

— Чего тут? — из-за угла вышел Назар.

— Да вот, инструмент принес. Говорит, каптерщик где-то шляется.

— Ну, забери у него все, и пусть проваливает!

Назар посмотрел на меня угрожающе. Сделать еще несколько шагов, чтобы увидеть, что грузят в «уазик», не представлялось возможным. Пришлось ретироваться.

Возвращаясь, увидел на крыльце Авинзона, которого только что оболгали, будто шляется, неизвестно где, и Диму-сифилитика. Вместе проводили взглядом Люцию, проносящую мимо нас в отделение загадочную улыбку на лице. В сердце мое кольнула игла.

«Интересно, чего она такая веселая ходит? — подумалось. — Смерть Ромы ее не тронула? Он же вроде как за ней ухаживал. Возможно, даже предложение сделал?» Это, кстати, мне и требовалось выяснить в первую очередь.

— Видал? — спросил меня Дима со скабрезной улыбочкой. — Ух, я бы ей!..

Паренек он был малахольный, мне хотелось с ним шутить:

— О господи, Дима! Ты все никак не угомонишься! На твоем месте у меня бы уже сифилофобия развилась вкупе с женоненавистничеством! Слава богу, конечно, что я не на твоем месте… — оговорился я.

— Бомба дважды в одно место не падает! — нашлась жертва «бракованного станка».

— Ты секс-бомбу имеешь в виду? — уточнил я.

— Она может, — с видом знатока вставил Авинзон, блестя глазами так живо, словно был пилотом бомбардировщика.

— И бьет по одному месту, — добавил я. — Ну, ты знаешь, — напомнил Диме.

Заниматься болтологией для поднятия настроения — нормальное дело. Можно было б долго еще упражняться, но на крыльце вдруг вновь появилась наша красавица. На ее лице теперь не было улыбки. Можно сказать, на ней вообще лица не было… Ни на кого не глядя, девушка прошла прямиком к зданию напротив. «Только что узнала», — догадался я. Собеседники мои, смотревшие лишь на ее ноги, даже не заметили перемены в настроении. Они ушли в отделение, а я остался дожидаться развязки.

Люция появилась через некоторое время на пороге морга в сопровождении знакомого прапорщика. Тот поддерживал ее под руку. Она высвободилась, сделав жест, мол, ничего, сама… Прапорщик, кажется, не был в этом уверен, но подчинился.

Хоть дорожка, по которой шагала Люция обратно к отделению, была тщательно подметена мной лично, запнуться было не обо что, это не спасло. Не дойдя до меня, по-прежнему стоящего на крыльце, меня при этом не видя, Люция стала заваливаться на бок. Я успел поймать ее. Нет, красиво, как в кино, не получилось. Просто схватил ее под мышки, прижал к себе, ноги у девушки подкосились, она повисла, как тряпичная кукла. От морга к нам бежал прапорщик. Я, однако, нашелся раньше: наклонив ее, будто исполнял фигуру танго, поддел под колени, подхватил на руки. Небесный образ, однако, обретя плоть, оказался тяжелым. Вдруг накатило неуместное желание! На моей руке лежали те ножки, которые жгло взглядом все отделение Гоменского. Сам не знаешь до поры до времени всей меры собственной испорченности!

Прапорщик подоспел как раз, чтобы впустить меня с Люцией на руках внутрь отделения.

Перед кабинетом Гоменского на нас уставился дикими глазами Авинзон.

— Натан, дверь! — скомандовал я, кивнув головой на кабинет начальника отделения.

— Что такое? — Гоменский стал подниматься из-за стола.

— Нашатырь, товарищ майор! — Войдя во вкус, я уже командовал начальником отделения. За спиной толкались взволнованные прапорщик и Авинзон.

— На кушетку ее давай! — принял все же майор медицинской службы командование на себя. Я так и хотел. Не на столе же девушку раскладывать, она — не селедка, хотя, конечно, рыбка дорогая!

От нашатыря девушка наморщила нос, дернулась, открыла глаза, обвела всех, столпившихся над ней, недоуменным взглядом. Остановила взгляд на Гоменском:

— Я что, сознание потеряла?

— Не только от вас сознание терять, — сказал я, нарушая субординацию.

— Веселый парень, — похвалил Гоменский. — Тебя, Люсенька, Олег на руках принес, — кивнул он на меня.

— Там от желающих отбоя не было, но я успел первым, — похвастался я. — Даже товарища прапорщика обошел!

Прапор хмыкнул, у девушки порозовели щечки.

— Ладно, выйдите все, — распорядился Гоменский. — Я ей укол сделаю.

Такие они все, врачи, — подумал я. — Чуть что, сразу укол!

— Молодец! — Прапор хлопнул меня по плечу за пределами кабинета и направился к выходу.

— Что это с ней? — спросил Авинзон в страхе, кивнув на дверь, за которой осталась Люция.

— В обморок упала, — объяснил я.

— Отчего?

— Не знаю, — пожал плечами я. — Беременная, наверное.