— Серега, нас везут для демонстрации оптического эффекта, — сказал я потихоньку Перепелкину. — Показать, как белая полоса жизни превращается в черную прямо на глазах!.. Не знают, — добавил я, чтобы подбодрить товарища, — что на их заготовку у нас своя имеется. Не то чтобы она нами придумана… Но посмотрим, чья смешнее.
Я имел в виду инструкции Доктора Шрама. Оказываясь в одной упряжке с натуральными бандитами, дедовщины начинаешь бояться значительно меньше, — заметил я, — а уставщина так вообще представляется не страшнее распорядка пионерского лагеря. Тут другим лагерем пахнет…
Едва попав во взвод, сразу поняли, какую силу набрал без нас Бочков. Студенты помалкивали, когда боксер говорил. Держался так, словно уже при должности.
— Видали? Явились, болезные! — кивнул он на нас с Перепелкиным окружающим его, как обычно, «кислым рожам». Ну, что с таким делать? Не я первый начинаю!
— Являются, Бочков, знаешь кто?.. — ответил ему с усмешкой. — Мы не такие страшные. Не надо нас демонизировать!
Бочкову не понравилось, что во взвод вернулись реальные оппоненты, которых ему в отличие от студентов никогда не построить. Он вовсю вживался в роль сержанта с подачи Рубликова. Даже сидел на передатчике и пиликал классу точки тире. Я вдруг ощутил физическое удовольствие от наших «элероников» и «текущих баков». Давно не принимал — соскучился. Словно на велосипед сел весной, впервые после зимы. Когда что-то получается, это приятно. Даже если другим неприятно то, что у тебя получается. Бочков хотел нас с Серегой приткнуть — давно не тренировались, и все увеличивал темп. По реакции прочих я понял, так быстро без нас не передавали. Однако врагу назло, все успел записать.
— Читаем, — распорядился преподаватель, недоделанный, на мой взгляд, не только по части преподавания. — Смелков!
Я прочитал текст от начала до конца. Видел, что будущий сержант рад был бы докопаться, да не до чего. Перепелкина он экзаменовать не стал, — ему я был нужен.
— В морзянку ты врубаешься, Смелков, — подал голос Рубликов, наблюдавший из угла, как его протеже ведет урок. — Только гонору у тебя!..
— Как недавний пациент кожно-венерологического отделения, товарищ сержант, осмелюсь доложить, что гонор — это лучше, чем гонорея.
Я видел, что заматеревшие курсанты достаточно вольно общаются с сержантами — последние недели доживают в учебной части. Атмосфера изменилась, это чувствовалось. Скоро малый дембель!
Бочков, видно, поставил своей целью доказать, что я и Перепелкин праздника не заслужили — сачки, мол, и все такое. Я, как мог, весело ему отвечал, стараясь напхать как можно больше добрых слов.
Между тем возле курилки нарисовался Гантауров с парой друганов. При нем Бочков как-то примолк сразу. Предводитель горняков неожиданно обрадовался:
— О, Борода! Здорово! — Он протянул мне руку, как старому знакомому. — Ты, говорят, забил на все? В госпитале балдел?
— Здравствуй, Эдик. Не верь злым языкам. Балдеет корова перед тем, как отелиться. Я работал. Вот, с Серегой клуб в госпитале оформляли.
— Что, в натуре? И как, оформили?
— А то! — Я похвастался командирскими часами. Бочков, оправдываться перед которым я считал ниже собственного достоинства, припух окончательно.
На фоне возмужавших, потолстевших «курсов» сержанты стали менее заметны. Я имел основания полагать, что кое-кто из аборигенов учебки под шумок всеобщего воодушевления и возбуждения захочет довершить свои темные дела, начатые ранее. Назвать их «делишками» язык не поворачивался, слишком серьезные последствия уже возымели. Как ни хотелось, но надо было лезть в самое осиное гнездо. К счастью, благодаря Десантуре из КВО я знал, какое лицо надо делать при этом. Такое и сделал, когда попер прямо на кладовщика Алимбаева, греющегося на солнышке на пару с Поваренком на скамье возле столовой.
— О! Кого я лицезрею! — воскликнул Али Баба. — А ну, ходи сюда!
— Бог с вами, товарищ сержант! — ответил я. — У нас, к счастью, есть, куда ходить. Там, за казармой, белый домик, — напомнил ему.
— Че, прикололся, да? — прищурился на меня кладовщик. Я опустился рядом с ним на скамейку.
— Не понял, боец? — Он выпучил на меня глаза. — Я тебе что, сесть предлагал?
— Ну, сесть может только прокурор предложить, но, надеюсь, не мне… Пойди, покури! — предложил я, перенявший лучшие привычки госпитальной мафии, Поваренку. — У меня к товарищу сержанту разговор имеется.
— Чего?! — полезли глаза на лоб теперь у Поваренка. Мне все больше нравился эффект, который производили мои слова. Начинал понимать садистов.
— У тебя голос прорезался?!! — удивился очень сильно и Али Баба. Как бы не кинулись на меня раньше времени!
— Полномочия появились, — объяснил я. — Люди с тобой побазарить попросили.
— Какие люди?.. — спросил было Али Баба, но, внимательно посмотрев на меня, кажется, начал догадываться, что наглость моя, человека, получившего прежде темную, на что-то опирается.
— Я могу при нем, если хочешь, мне по фигу. А вот тебе — не уверен, — объяснил ему.