Всё основание дома располагалось на глубоком и крепком фундаменте из толстого горного камня. Уходя в землю не меньше полутора метров, фундамент служил стенами для практичного и огромного подвала, разделённого на несколько помещений. Одно из наибольших помещений, располагалось в северном крыле дома и служило хранилищем для дров. Оно имело вход с улицы и отдельный вход из самого дома, располагающийся возле кухни. Им всё время и пользовался лакей итальянец, протапливающий в холодное время суток камины в комнатах хозяев и в огромной гостиной.
В другой части подвала располагались помещения не таких уже больших размеров. Одно из них, доктор выделил себе под лабораторию, другое – занял книгами и врачебными инструментами. Было и третье, самое маленькое по размеру. В него-то сейчас доктор и его слуга так спешно шли.
В подвале было темно даже днём, поэтому Гэтсби держал в руках большой масляный фонарь. Он ковылял впереди своего хозяина и освещал ему путь. Идя по длинному коридору из серых холодных камней, они дошли до заветной двери. Слуга приложил к ней своё ухо и замер. Доктор стоял рядом и молчал. Вообще зависла звенящая и какая-то зловещая тишина.
Вдруг из-за железной, кованой двери раздались звуки. Они походили на рычание и звериный глухой рык. Отстранив резко от двери своего слугу, Штанц осторожно отодвинул ржавый скрипучий засов. Забрав у Гэтсби фонарь, он приоткрыл медленно дверь и, осветив помещение, сделал шаг вперёд. Войдя внутрь, он замер.
Комната была совсем небольшой, с низеньким потолком и грязными, покрытыми кое-где грибком, стенами. В дальнем углу сидел на коленях человек. Его лицо было опущено. Он сидел смирно, но его тяжёлое дыхание разносилось на всё помещение.
Доктор смело подошёл к этому человеку, и присев на корточки приподнял ему, за его длинные седые слипшиеся волосы, голову. Посветив на лицо человека, он увидел перед собой странную физиономию. Перед ним сидел наполовину старик, наполовину юноша.
Часть его лица имела глубокие и мелкие стариковские морщины, а часть – молодую и гладкую кожу. Так, лоб был гладким и ровным, а в углу глаз собрались гармошки морщинок. Щеки обвисли и потянули за собой скулы, а подбородок и носогубная часть выглядели как у молодого человека. Лицо постоянно мимикрировало, менялось и местами вспучивалось. Картина была ужасная.
При каждом изменении внешности, человек закрывал лицо ладонями и издавал разные звуки. Было видно, что он от этого очень мучается и испытывает ужасный дискомфорт. Отреагировав на свет лампы, он вздрогнул, попытавшись сначала закрыть глаза от внезапного света, но затем рыкнул, как хищник, и сделал отчаянный выпад в сторону доктора Штанца. Тот лишь слегка отклонился и отдал фонарь слуге.
Оказалось, что несчастный был прикован цепью с оковами, обхватывающими обе ноги, державшейся на кольце, вбитом в каменную стену. Цепь натянулась и не дала продвинуться дальше напавшему на доктора узнику.
– Ни чего, скоро твои мучения закончатся, – тихо сказал ему, доктор Штанц. – Потерпи ещё сутки. Обратный процесс регенерации уже пошёл. Скоро ты обретёшь свой прежний облик, правда, не сможешь ни чего вспомнить, но это не важно. Этот маленький побочный эффект эликсира не должен встать на пути к достижению моей цели.
Поднявшись, доктор обратился к своему слуге:
– Давай ему побольше воды. Его кожа и организм претерпевают сильные изменения и интенсивно теряют влагу. Пои его каждый час. Не переживай, – потрепал он гукающего слугу, – он не будет от этого больше испражняться. Вся вода будет испаряться через его кожные покровы, тщетно пытаясь обеспечить их разрушающиеся и стремительно стареющие клетки, необходимой влагой. Будем надеяться, что его сердце выдержит. В противном случае…, – доктор не договорил; развернулся и вышел из помещения.
Вслед за ним шмыгнул и его верный слуга.
– Давай, – сказал ему, доктор,– занимайся им, а мне пора навестить Аннабеллу. Надеюсь, у тебя уже всё готово?
Гэтсби искривил лицо в попытке улыбнуться и, закивав головой, стал указывать пальцем вверх. Доктор похлопал своего слугу по плечу и снова забрал у него фонарь.
– Ты и так видишь в темноте, как кошка,– сказал он, и пошёл по подвальному коридору в обратном направлении, держа перед собой фонарь, и оставив слугу и несчастного узника, в кромешной, непроглядной темноте.
Вернувшись в дом, Штанц направился к своей жене. Поднявшись на второй этаж, он подошёл к дверям её спальни и, приоткрыв их без стука, заглянул внутрь. Удовлетворившись тем, что увидел, он зашёл в её покои.
Девушка сидела за старинным маленьким клавесином и почти воздушными прикосновениями по его клавишам, наигрывала какую-то очень пречудную, но романтическую, мелодию. Доктор тихо прошёл к софе и сев на неё, стал слушать музыку.
Девушка, словно почувствовав чьё-то присутствие, перестала играть и резко обернулась.
– Так вы уже здесь, герр доктор, – сказала она, вставая. В её голосе слышались явные нотки раздражения и недовольства. – Долго я ещё буду терпеть?