Когда я добрался до него, он лежал на снегу, пепельно-бледный, и держался за грудь. Сразу поняв, что у него сердечный приступ, я достал сотовый телефон и, к счастью, смог вызвать спасателей. Отец тяжело дышал. Он выглядел ужасно. Через несколько минут подъехал снегоход, и мы положили ему под язык нитроглицерин, чтобы облегчить боль в груди, открыв артерии в сердце. Отцу стало чуть лучше, и к нему вернулся румянец, но я знал, что должен немедленно вызвать помощь. Дорога от этого места до ближайшей больницы занимает около сорока пяти минут, так как нужно объезжать всю гору. Но по сути она находилась всего в миле от того места, где были мы, и я мог бы добежать туда на лыжах за пятнадцать минут. Парамедики отвезли нас обратно в домик, где ожидала «скорая помощь», а не прямиком в клинику. Мое сердце бешено колотилось. Я знал, что должен делать.
Я подхватил отца на руки, посадил его себе на спину и побежал. Я постоянно занимаюсь кардиотренировками, но знал, что это будет главное испытание в жизни. Нужно было срочно доставить отца в больницу. Я чувствовал прилив адреналина, и его обмякшее девяностокилограммовое тело совсем не казалось тяжелым. Все двигалось как в замедленной съемке. Я точно знал, куда бежать: за склон горы, через лес и вниз, к клинике, где дежурил врач «скорой помощи». Мы с ним оба учились в Северо-Западном университете.
Я бежал минут пятнадцать и заметил дым, поднимавшийся из трубы клиники. Отец застонал, и, когда я повернул голову, чтобы посмотреть на него, он снова посинел. Пульс не прощупывался, поэтому пришлось ускорить темп. Я должен был доставить его туда как можно быстрее. Эти последние тридцать секунд были самыми долгими в моей жизни.
Я ворвался в клинику, прямиком в процедурный кабинет, и положил отца на смотровой стол, снял с него куртку и немедленно приступил к реанимации. Мой коллега-врач сразу понял, что происходит, и схватил дефибриллятор.
— Разряд! — прокричал он, и за этим словом последовал удар током.
У отца была фибрилляция желудочков, нарушение ритма сердца, возникающее как осложнение сердечного приступа. Он оставался без сознания, пока мы делали сердечно-легочную реанимацию. Мой друг, доктор Робертс, был хорошо обученным врачом «скорой помощи». И он знал все правильные внутривенные препараты, применяемые вместе с дефибрилляцией, которые могут помочь восстановить нормальный сердечный ритм. Мы поменялись местами, пока проводили реанимационные мероприятия. Я был весь в поту. Мы старались спасти его еще час, и, несмотря на то что все делали правильно, ритм сердцебиения все равно выстраивался в ровную линию. На моих глазах были слезы. Мы оба знали, что это конец.
Он уже умер. Мы ничего не могли сделать, чтобы спасти его. Я все сделал правильно. Мы оба были экспертами в области травматологии. Мы отметили время смерти, я сел и зарыдал. Больше ничего нельзя было сделать.
Почему это должно было случиться именно со мной? Я привык спасать жизни, а не терять их.
Я покачал головой и мысленно вернулся к незнакомцу, лежащему под деревом. Он выглядел точно так же, как отец. Я положил руку на сонную артерию — пульс был, хоть и очень слабый. Может быть, Бог дал мне второй шанс?
Как и два года назад, все было как в замедленной съемке. Я работал травматологом и врачом на военно-морском флоте, поэтому знал, что делать. Снял верхнюю одежду и, отряхнув снег, накрыл его своей теплой одеждой. Перевернул тело незнакомца, теперь голова была опущена, а ноги подняты (это называется «положение Тренделенбурга»). Таким образом кровь будет быстрее поступать в мозг. Голень находилась под углом девяносто градусов, поэтому я быстро сорвал нижнюю сосновую ветку, ободрал сучки и наложил шину на ногу в прямом положении. Я делал все параллельно, крича во все горло: «Помогите, на помощь, помогите!»
Может быть, я слишком далеко ушел в лес, чтобы крики кто-нибудь услышал? Я снова проверил его пульс. Слабый, но есть. Может, поднять его на руки и бежать? Снег был слишком глубоким, а горы — слишком коварными. Я снова закричал: «Помогите, помогите, помогите!»
Несмотря на то что воздух становился все холоднее, мне было комфортно без куртки. Снова и снова я думал о том, что буду делать, если никто не услышит мою отчаянную мольбу.
Внезапно из-за дерева выглянула покрытая снегом голова.
— Я могу помочь? — спросил мужчина.
— Да. Доберитесь до телефона экстренной связи, он находится возле лыжной трассы, и позвоните спасателям. Человек почти мертв. Поторопитесь!
Неизвестный помощник помчался прочь, пробираясь по глубокому снегу обратно к трассе, а затем вниз по склону к ближайшему телефону экстренной связи.
Я стоял словно часовой, возле сосны, высматривая огни лыжного патруля и желая убедиться, что человек еще дышит. Смогу ли я спасти его? Мои мысли продолжали возвращаться к отцу. Я был так взволнован, что на глаза навернулись слезы. Стало понятно, что это второй шанс и что кто-то свыше направил меня сюда, чтобы спасти не только жизнь этого человека, но и мою собственную.