Исаак Дунаевский (55 лет)
—В последние годы жизни Дунаевский часто болел. Болезни были разные. Так, с 1951 года у него внезапно стали сильно болеть ноги. 9 июня 1953 года случилась настоящая катастрофа — утром Дунаевский не смог встать с постели: правая нога не двигалась. Врачи поставили диагноз: эндартериит спазматического характера — разрушение внутренних стенок артерий. Дунаевского предупредили о самом худшем — о возможной гангрене. Композитору пришлось немедленно бросить курить, хотя до этого он «смолил» без малого… 42 года. Наверняка, если бы сделал это раньше, прожил бы дольше.
Кроме этого, в последний год своей жизни Дунаевский буквально метался между двумя женщинами: своей официальной женой и молодой любовницей. В одном из писем он писал своей знакомой: «Выдержу ли собственные терзания? Хватит ли сил?.. Безволен я и слаб». В конце концов ему удалось выхлопотать для себя и любовницы квартиру в композиторском кооперативе на улице Огарева, купить ей дачу в Снегирях. Вскоре должно было состояться новоселье, однако Дунаевский внезапно скончался. Не зря врачи говорят, что молодая любовница — это удар по сердцу (вспомним судьбу А.Кайдановского, да и многих других людей из этой книги). Вот что вспоминает сын композитора Максим Дунаевский:
«После возвращения с гастролей из Риги, с триумфальными проводами (отец в купе поезда признался: «Это мое последнее выступление, чувствую»), 25 июля 1955 года его унес сердечный приступ. У него всегда была сердечная недостаточность, развился тромбоз. К тому же за неделю до смерти он перенес ангину, у него были сильные боли в ногах и левом плече. И вот в тот момент, когда мы с матерью были на даче, шофер отца нашел его мертвым в квартире на улице теперь его имени (между Кутузовским проспектом и Резервным проездом)».
Последние несколько часов жизни Дунаевского известны чуть ли не по минутам. В то утро он проснулся рано и сел писать письмо своей давней корреспондентке Л.Вытчиковой. Приведу лишь отрывок из этого письма: «Здоровье мое стало здорово пошаливать. Сердце перестало быть паинькой, болят ноги, болит левая рука. Настроение в связи с этим сильно падает, так как надо лечиться, а лечиться не люблю, ибо не верю всем медицинским наставлениям. Может быть, не столько не верю, сколько из-за эгоизма и любви к жизни не хочу подчиняться врачам. Заканчиваю новую оперетту «Белая акация», которая уже репетируется полным ходом. Это моя единственная работа, и ничем, кроме нее, не занимаюсь.
Выезжал только на авторские концерты в Ленинград и Ригу. Это так, для встряски. Именно в Ленинграде я и простудился, в результате чего у меня стало воспаление левой плечевой сумки…»
Написав письмо (на часах было 11 утра), Дунаевский отправился из кабинета за валидолом в спальню. Но едва переступил порог, как рухнул на пол. На шум из кухни прибежала домработница Нина. Машины, чтобы отвезти его в больницу, не было, поскольку водитель повез жену композитора в магазин за покупками. Нина вызвала «Скорую» по телефону. Но когда та приехала, Дунаевский уже скончался. В свидетельстве о смерти, выданном Киевским райбюро загса города Москвы, говорилось: «Причина смерти: коронаросклероз. Гипертрофия сердца».
Иосиф Бродский (55 лет)
—У Бродского было слабое сердце (он надорвал его еще в 60-х, будучи в ссылке). В 1981 году в Америке ему была проведена операция — шунтирование, — и врачи рекомендовали поэту более внимательно относиться к своему здоровью. Но Бродский следовал этому совету недолго. Где-то с середины 80-х он стал сильно прибавлять в весе и решил бороться с этой проблемой поистине изуверским способом — с помощью крепкого кофе. Он пил его в огромных количествах: с утра засыпал в кастрюльку полкило (!) молотого кофе. Получался чудовищный по крепости «эликсир». Его он пил весь день (!) и потом не ел до одиннадцати вечера. В итоге метод принес успех: Бродский похудел. Но, вылечив одно, покалечил другое — сердце свое поэт надорвал окончательно.
Кроме этого, Бродский курил, что в его случае было крайне опасно. Как писал близко знавший его Л.Лосев:
«…сердце поэта все чаще давало сбои, в его состоянии любой из нас перешел бы на пугливой инвалидности режим, а он не только работал в полную силу, но и засиживался за полночь с интересными собеседниками, веселился, выпивал и не бросал проклятого курева. Годами раньше он писал в шутливом послании другу:
Не знаю, есть ли Гончарова,
Но сигарета мой Дантес…
Сигареты сделали свое черное дело не хуже лепажей. Он умер…».