Врачебные уроки. Рассказы

«Врачи давно уже знают, что слишком

развитая склонность к подражанию,

замечаемая в нравах и обычаях, в привычках,

симпатиях, в преклонении перед модою,

знаменует собой слабое развитее личного «Я»,

недостаточность интеллекта и силы воли».

(В.Я.Данилевский, 1921)

Врач не аскет и не ханжа. Его идеализация не нужна. Это относится к разным сторонам жизни. Но – прежде всего – к его положению в семье. Ему, знакомому с физиологическими возможностями и особенностями родных, нужно быть заботливым и мудрым, простым, доступным и неэгоистичным. Однако, так получается не всегда. Несколько примеров.

1953 г. Ленинград. Семья отца снимала частную квартиру. В доме было печное отопление. Для нас привезли 2 кубометра дров, выгрузили их во дворе, прямо в снег. Я, тогда слушатель 4-го курса Академии, и братишка Вовка, третьеклассник, должны были расколоть дрова и занести их в дом. Я торопился, так как нужно было вернуться на лекцию. Стали таскать: я побольше, Вовка поменьше. Через 10 мин Вовка стал отлынивать от работы, ныл, что у него заболел живот. Я рассердился: ведь это было общее дело. Заставлял-заставлял, упрекал, но он таскать дрова отказался. Пришлось мне все сделать самому, и, оставив его в квартире с его животом, я убежал на лекцию. Вечером вернулся домой и узнал, что Вовку отвезли в хирургическое отделение, прооперировали по поводу флегмонозного аппендицита. Конечно, я мог бы разобраться в ситуации несколькими часами раньше, будь я меньше поглощен дровяной проблемой, заслонившей от меня реальное состояние братишки. Но видимо, во мне еще не заработало чутье будущего врача. Мирское отодвинуло милосердное: животик-то у братишки действительно болел.

Точно также случилось, позже, и с женой. Вместо того, чтобы придать значение жалобам ее и озаботиться во – время, я витал в своих делах и мыслях. А когда уж до меня дошло, что это все-таки аппендицит и я привез ее в хирургию, отросток «в руках у хирурга лопнул». Что это? Ведь всего лишь почувствовать боль родного человека, нагнуться и пощупать живот. Черствость? Усталость? Мы с ней вместе с детства. И мне всегда на самом деле казалось, что она – это я, и если я беды не чувствую, значит все в порядке. Крупные беды – это да, а когда всего лишь животик болит – это же мелочи. Мы ведь не чувствуем свою нательную рубаху. Родня – вроде нижней рубахи: и ближе некуда, и неощутима. Все это, конечно, здорово, но не такой же ценой! Слава Богу, жена моя и сейчас со мной.

Наверное, есть этому и другое объяснение. Врач, намотавшись за день, все время держа в фокусе больных людей, придя домой, «отпускает профессиональные вожжи» и теряет бдительность, как бы отдыхает от самого себя. Но, окажись на месте больного чужой человек, все было бы сделано правильно при любой усталости.

Конечно, врач как человек, уязвим и подвержен обыкновенным увлечениям и слабостям.

Помню случай в клинике Н.С.Молчанова, когда она еще располагалась в Областной ленинградской больнице. В одну из палат поступила девушка необыкновенной красоты, словно бы из Эрмитажа. Мы, клинические ординаторы, все женатые, уже имевшие детей, как мальчишки наперебой забегали в ее палату без всякой полезной цели, просто чтобы полюбоваться на нее. Она воспринимала наше мужское внимание доброжелательно. Чувствовала она себя тогда еще неплохо. Позже мы узнали, что у нее острый лейкоз. Это казалось несовместимым: такая редкая красота и скорая смерть. В гематологии диагноз во многом цитологический, то есть «спрятан» под микроскопом. Я видел под микроскопом эти ее ужасные клетки – миелобласты. В их ядрах имелись ядрышки, очень похожие на маленькие глазки. Когда на них смотришь, кажется, что они смотрят на тебя и становится страшно.

Время шло. Ее лечили: цитостатики, преднизолон. Но постепенно клиника нарастала: лихорадка, боли в костях, похудание. Красота ее увядала так же, как увядает роза в вазе. Мы заходили к ней, с трудом скрывая страх и огорчение. Но она была столь же приветлива, радовалась нам и мужественно превозмогала свои недуги. Здесь необыкновенно раскрывалась ее внутренняя красота: она все понимала и держалась. А мы, мужики, выходя из палаты, еле сдерживали слезы. Через 3 месяца она умерла.