Наверное, именно это чувство называют разбитыми розовыми очками. Парень, который так сильно ей нравился, смотрел на чудовищные поступки друзей и усмехался, а Исаевой показалось, что она спит.
– Да притащили сюда пару дней назад, – отмахнулся от вопроса Влады. – Нашли где-то рядом.
Девочка повернулась обратно к груде тряпок и только сейчас заметила скрюченный силуэт. После очередного сильного удара бомж взвыл и поднял лицо на своего мучителя. Хрипло взмолился не бить его больше.
Влада в ужасе шагнула назад, но так и не смогла отвести взгляд от бездомного. Его лицо заросло сальной бородой и бугрилось болячками. Но это все еще был человек. Живой. Испытывающий боль.
Почему тогда остальные не видят этого? Почему даже Лидка, дочь уважаемой учительницы, стоит в стороне и заливается хохотом, когда Кривой с друзьями пинают стонущее тело и выливали на него остатки пива из бутылок.
Пожалуй так мерзко и грязно девочка не чувствовала себя никогда. Ей показалось, что за шиворот вылили ведро помоев и это теперь от нее воняет так, что хочется плакать.
Слабо соображая, что творит, она подошла к Кривому, отобрала у него бутылку, подняла руку и вылила содержимое прямо на всклоченные волосы.
– Мразь. – выплюнула сквозь слезы.
А потом был побег. Сашка даже не подумал вступиться, когда оскорбленный Кривой кинулся за его подругой.
Влада с детства занималась спортом и умела бегать. Она без проблем оторвалась от погони, спряталась за гаражами, а потом вернулась домой и с домашнего телефона позвонила отцу на работу. Так же без проблем рассказала обо всем, что видела.
Компанию накрыла милиция. Бомж не выжил, оказалось, что ребята издевались над ним и морили голодом на протяжении недели.
История гремела на весь город. Подростков судили. Домой к Владе и отцу постоянно приходили родители Лиды и Саши, умоляли девочку сказать на суде, что их дети были не при чем, что они не знали и тоже собирались сообщить в милицию. Но Влада упрямо сжимала зубы и продолжала говорить то, что видела сама.
Отец гордился ей. Влада была трудным подростком, но с молоком впитала отцовскую любовь к справедливости и его человечность.
Вот только справедливость редко приводит к хорошим последствиям.
Тот человек пришел за день перед судом. Представился дядей Саши и Лиды и равнодушно объяснил Владе, что, если она не изменит показания, то их с отцом ждут тяжелые времена.
Влада только посмеялась. Образ отца – сильного и смелого сотрудника милиции, который всегда защитит их маленькую, но крепкую семью, так прочно сидел у нее в голове, что она не смела даже пытаться поставить его под сомнение. Человека на порог она не пустила, пригрозила вызвать милицию. На следующий день дала показания в суде. После, папа отвез ее в кафе и угостил вкуснейшим мороженным. Несколько раз повторил, как сильно гордится своей дочерью, и уехал на смену.
Это был последний раз, когда она его видела живым.
19
Молчание давило. Последние слова Влада проглотила, испугавшись истерики, и сейчас затихла, собираясь с силами, чтобы закончить рассказ. Но капитан, видимо, принял паузу за конец.
– Не тянет на грех.
Девушка вздрогнула. Подняла голову и уставилась на напарника. По лицу Дамира, как всегда, было невозможно понять, о чем он думает. Капитан отрешенно смотрел перед собой и ловко крутил в пальцах зажигалку. Иногда дергал колесико, и в воздух вырывалось маленькое пламя.
Почувствовав, что девушка на него смотрит, Миронов обернулся и сцепился с ней взглядом.
– Маловато для греха, говорю, – повторил, качнув головой: – То, что ты себя всю жизнь винишь в смерти отца, не значит, что ты виновата. Врачеватель – урод, но не дурак.
Влада смотрела на мужчину и пыталась понять утешает он ее или хочет вытянуть продолжение и узнать грех, о котором девушка, затерявшись в эмоциях от предыстории, еще не рассказала. Исаева не понимала специально ли напарник сделал это, но проскользнувшее в его словах замечание об отсутствии её вины в смерти папы достигло цели. В груди словно что-то лопнуло. Девушка одновременно почувствовала облегчение от сказанных со стороны долгожданных слов и навалившуюся на плечи тяжесть упрямого недоверия.
– Я сломала ему жизнь. – произнесла она твердо.
Глаза Влада так и не отвела, продолжая жадно ловить реакцию Дамира. Изменившийся взгляд, дернувшиеся брови, нервные жесты – хоть что-нибудь.
Но Миронов не реагировал.
Никак.
Он достал очередную сигарету, затянулся и равнодушно спросил:
– И как же?
– Он должен был выйти по УДО, когда я заканчивала институт, – убийственное спокойствие Миронова удивительным образом действовало и на нее. Буря внутри понемногу успокаивалась и затихала вместе с тлеющей сигаретой: – Благодаря папе у меня было много связей в органах. Я сфабриковала ему еще одно дело по статье, за которую на зоне, мягко сказать, «не уважают».
Девушка и не думала, что будет так легко признаваться. Дамир действовал на нее словно вредный наркотик – и продолжать больно, и остановиться говорить уже невозможно.