Через несколько дней семья Николая II переехала из Беловежа в Спалу.[843]
Очевидец событий А. А. Вырубова вспоминала, что «первое время Алексей Николаевич был на ногах, хотя жаловался на боли то в животе, то в спине. Он очень изменился, но доктор не мог точно определить, где произошло кровоизлияние».[844]28 сентября 1912 г. наследник, «желая сделать самостоятельно несколько шагов, упал».[845]
Видимо, в это время в Спалу приехал учитель французского языка П. Жильяр. Внешний вид цесаревича произвел на свежего человека совершенно удручающее впечатление. Он писал, что «первые же мои впечатления ясно указывали на то, что виденные мной в заграничной печати известия о болезни цесаревича были не только не преувеличены, но давали далеко не полную картину по серьезности его положения».[846]Во второй половине дня 2 октября началось «новое кровоизлияние в ту же область».[847]
П. Жильяр упоминал, что в этот день ему удалось дать только один урок цесаревичу: «2 октября в присутствии его матери».[848] Вряд ли он путает число, поскольку это был его первый урок цесаревичу. И, видимо, ухудшение начинается именно во второй половине дня 2 октября 1912 г. и оно не было связано с падением наследника, как это следует из официальной версии.Вырубова приводит иную причину внезапного ухудшения состояния здоровья цесаревича. Она описывает, что во время прогулки по тряским грунтовым дорогам, окружавшим имение, наступило резкое ухудшение состояния цесаревича. Он «все время жаловался на внутреннюю боль, каждый толчок его мучил, лицо вытягивалось и бледнело… когда мы подъехали ко дворцу, его уже вынесли почти без чувств. Последующие три недели он находился между жизнью и смертью, день и ночь кричал от боли».[849]
«Правительственный вестник» информировал, что в это время опухоль заняла «гораздо большее пространство, а именно: всю левую подвздошную область и всю поясничную той же стороны, причем внутренняя граница его заходила несколько за среднюю линию живота». Николай II в письме к матери отмечал, что «2 октября он начал жаловаться на сильную боль в том же месте, и температура у него начала подниматься с каждым днем все больше. Боткин объявил, что у него случилось серьезное кровоизлияние с левой стороны, и, что для Алексея нужен полный покой».[850]
4 октября 1912 г. срочно вызванные из Петербурга лейб-хирург С. П. Федоров и лейб-педиатр К. А. Раухфус прибыли в Спалу. Николай II 5 октября 1912 г. записал в дневнике: «Невеселые именины провели мы сегодня, бедный Алексей страдает вторично от внутреннего кровоизлияния. Первый раз это случилось в Беловеже. Проф. Федоров вчера приехал. Слава Богу, сегодня он нашел известное улучшение. Была обедня и завтрак с домашними. Поиграли в теннис… вечером поиграли в домино».[851]
Позже, 20 октября, уже после того как состояние здоровья наследника стабилизировалось, в письме к матери, императрице Марии Федоровне, он писал об этих днях: «Выписали сейчас же прекрасного хирурга Федорова, которого мы давно уже знаем и который специально изучал такого рода случаи».[852]
Воспитатель цесаревича П. Жильяр упоминал, что он видел в этот день вечером хирурга и «у него был очень озабоченный вид».[853]Самый тревожный период в ходе развития болезни описан только в письме Николая II к императрице-матери: «Дни с 6 по 10 октября были самые тяжелые. Несчастный маленький страдал ужасно, боли схватывали его спазмами и повторялись почти каждые четверть часа. От высокой температуры он бредил и днем и ночью, садился в постели, а от движения тотчас же начиналась боль. Спать он почти не мог, плакать тоже, только стонал и говорил „Господи, помилуй“».[854]
Эти боли были связаны с тем, что кровь заполнила все внутренние полости в суставных сумках и непрерывно давила на нервные окончания.В дневнике же императора 6 октября 1912 г. появилась вполне бесстрастная запись: «С Алексеем перемен нет, только сон стал спокойнее», а далее, очень подробно, Николай II писал об итогах очередной охоты. Это было не свидетельством равнодушия к сыну, это была привычка «держать лицо» в любой ситуации и понимание того, что дневниковые записи рано или поздно станут достоянием множества самых разных людей.