Врачи: Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выж

Несмотря на то, что трансплантация является вершиной достижений современной лабораторной науки, размышления о ней вновь возвращают нас к вопросам, которые традиционно считались философскими. Сегодня ученые, изучающие характеристики ДНК, должны также найти ответ на вопрос: что это значит – быть человеком? В наши дни специалисты по электронно-микроскопическим исследованиям и типированию тканей анализируют природу человеческой индивидуальности и, возможно, даже самой души – его или ее личности, как сказал бы современный писатель. Когда молекулярные биологи говорят о распознавании организмом собственных клеток, отторжении чужеродных и обретении толерантности, используемые ими слова имеют и морально-философский подтекст, связанный с их работой. Редукционизм волей-неволей приводит их к видению целительства как искусства столь же целостного, сколь и научного. Их работа заставляет нас думать о пациенте в целом, включая окружающий его мир и влияние, которое он оказывает не только на его болезнь, но и на инструменты исцеления.

Трансплантация нового сердца Рэю Эдвардсу свидетельствует о непрерывном развитии медицины, начавшемся в Греции за четыре столетия до Рождества Христова. Дебютировав с серии спекуляций, этот процесс не приводил к значительным успехам до тех пор, пока не были отброшены старые идеи о гуморах и дисбалансе и на службу человечеству не пришла наука. В течение века мы не ставили под сомнение предположение, что все причины любого заболевания и все средства исцеления можно обнаружить в лабораториях наших научно-исследовательских институтов и медицинских колледжей. Мы называем медицину искусством, хотя в действительности нам следовало думать о ней как о науке. Именно в науке мы искали решение каждой проблемы.

Что ж, исцеление – это, безусловно, искусство. В своих суждениях, в своей мудрости и поисках смысла человечности врач является целителем настолько, насколько ему позволяет его научная подготовка. Имея в виду вопросы нравственного, религиозного, социального, правового, экономического и кто еще знает какого характера, такая новая область как трансплантация оказывается на пересечении всех известных с древности направлений медицины, а также служит местом встречи науки с обществом, от которого она ждет поддержки.

Кроме этого, технонаука современных редукционистских исследований меняет кое-что еще. Я имею в виду нашего старого друга – теорию причин возникновения заболеваний. Мы только-только начинаем рассматривать болезнь как результат воздействия не одного конкретного вещества, а группы взаимосвязанных факторов, которые, действуя совместно, приводят к синергизму их этиологии. Почему один человек выкуривает две пачки сигарет ежедневно и не заболевает раком легких, в то время как его сосед делает то же самое и умирает от злокачественной опухоли в свои пятьдесят? Почему в Средние века от чумы погибали не все, кто ею заразился? Почему сердце Рэя Эдвардса не справилось с кардиомиопатией, хотя миллионы людей пережили воздействие вируса, который вызывает это осложнение? Теория причин возникновения заболеваний не дает ответов на эти вопросы. Их следует искать скорее в новых подходах медико-биологической теории, новой парадигмы, как ее некоторые называют.

Существуют явления, которые клиницисты встречают каждый день и все же не могут их объяснить; похоже, они выходят за рамки медицинской модели: одна болезнь – одна причина. Например, пациенты с оптимистическим отношением к жизни часто выздоравливают лучше, чем больные-пессимисты. Все мы знаем об этом, но пока никто не понимает механизм этого феномена. Нам также известно, что не всем пациентам помогает терапия, основанная на теории унитарных причин. Если десять процентов больных не выздоравливают, несмотря на теоретически идеальное лечение, должно быть что-то, чем они не похожи на подавляющее большинство своих собратьев. Характер заболевания может не соответствовать представлениям столетней давности, когда бактериологи доказали давнее предположение о существовании унитарной причины каждого недуга. Пришла пора начать думать в рамках новой парадигмы, в которой психологические и экологические исследования соседствуют с результатами изысканий иммунологии, генетики и бактериологических лабораторий. Именно на базе этой интеграции будет формироваться будущий образ медицины. Когда это произойдет, мы исполним ожидания наших предков, Гиппократа и его мировоззренческих противников – коллег книдийцев. В слиянии двух этих философий лежит будущее целительства.