Рэй Эдвардс был одним из примерно тысячи американцев, перенесших кардиальную трансплантацию в 1986 году. Хотя, согласно оценкам, для трансплантации потенциально доступно ежегодно более двадцати тысяч сердец и кандидатами могут быть тысяча девятьсот пациентов, на государственном уровне предпринимается еще недостаточно усилий, чтобы гарантировать использование каждого возможного донорского органа. По крайней мере, треть пациентов с последней стадией заболевания умирают, ожидая подходящего сердца. Через Североамериканскую организацию координаторов трансплантатов и региональные программы поиска были созданы механизмы для скорейшей идентификации и транспортировки органов из одной части страны в другую, но основная трудность касается личного аспекта проблемы. Слишком немногие американские семьи считают трансплантацию чем-то большим, чем пример медицинских инноваций, заслуживающий освещения в печати в самых драматических тонах. То, что необходимо для будущего, – это личная вовлеченность каждого, осознание своего рода неминуемой возможности, что однажды любому из нас придется решить, что последняя милость кого-то, кого мы любим, может подарить жизнь другому.
Кроме этого, необходимо оказать сопротивление собственной смерти, чтобы многие стали добровольными донорами в случае внезапной гибели. В 1985 году, несмотря на принятие на национальном уровне Закона об унитарном анатомическом даре, донорскую карточку имели менее четырех процентов тех людей, чьи органы были пересажены после смерти. Если добавить к этому факт, что менее тридцати процентов сердец, трансплантированных в 1986 году, стали доступны в результате оформленного предложения семьи, становится ясно, что многим из нас нужно долго и серьезно думать о последнем даре жизни. Было подсчитано, что в нынешних условиях в Соединенных Штатах будет доступно не более полутора тысяч сердец ежегодно. До того дня, когда концепция имплантируемого постоянного искусственного сердца станет реальностью, трансплантация останется единственным средством спасения.
Дискуссия о пожертвовании органов раскрывает совершенно новую область будущего медицины. Исцеление все меньше и меньше становится транзакцией между врачом и его пациентом; теперь оно все больше и больше является отражением всего общества и его ценностей. Медицинские технологии слишком дороги и затрагивают слишком много областей, вызывающих озабоченность у каждого гражданина, чтобы они могли и дальше существовать независимо от всего происходящего в окружающем их мире. Стоит какому-нибудь диктатору третьего мира выкрикнуть несколько антиамериканских проклятий, и наше правительство тратит на перемещение военных кораблей столько денег, что хватило бы заплатить годовую арендную плату за все федеративные детские кардиологические клиники в стране. Или, если говорить более конкретно о Рэях Эдвардсах из Америки: департамент здравоохранения и социальных служб подсчитал, что расходы на процедуры, связанные с трансплантацией сердца, составят как минимум сто пятьдесят миллионов долларов в год, даже если будет доступно минимальное количество доноров; если же подходящее сердце будет найдено для каждого пациента, которому оно необходимо, затраты могут возрасти до 4,4 миллиарда долларов. Как бы нам ни хотелось, чтобы было иначе, финансирование ограничено. Из многих медицинских неологизмов, появившихся в последнее время в социально-экономическом лексиконе каждого доктора, одним из наиболее неприятных и в то же время самых императивных, является термин «рентабельный». Хорошо известная необходимость оптимизации расходов в настоящее время учитывается при принятии решений у постели каждого пациента в западном мире. Если мы потратим 4,4 миллиарда долларов на старшую возрастную группу пациентов с больными сердцами, мы не сможем заплатить арендную плату за все эти кардиологические клиники и не сможем финансировать все необходимые исследования для лечения рака у детей. Такие вопросы решает не врач, а общество.
Общество должно также определиться со значением слова «смерть». Сердцебиение уже не является окончательным клиническим показателем. Когда целителям потребовались в большем количестве сердца и печень для трансплантации, они разработали новый критерий – прекращение деятельности головного мозга. Они обратились за ратификацией к обществу, и согласия долго ждать не пришлось. Священники и ответственные чиновники подумали и сошлись во мнении, что этично и правомерно использовать органы тех, кто не может восстановиться из безнадежного состояния. Таким образом, был установлен принцип: у живых есть моральное право на применение органов мертвых.