Враг божий

Кайнвин спала у меня на руке, с другой стороны притулилась Нимуэ. Галахад тихо посапывал, его светлая борода блестела от инея. Остальные воины либо спали, либо лежали в холодном оцепенении. Луна висела почти над нами, озаряя звезды на щитах моих воинов и край ямы, которую мы вырыли накануне. Бледное марево, туманившее распухший лик луны, когда она висела над морем, исчезло; над нами сиял серебряный диск, четкий и яркий, как свежеотчеканенная монета. Смутно припомнилась мать: она говорила мне, как зовут человека на луне, но я не сумел удержать воспоминание. Мать моя была саксонка и носила меня под сердцем, когда ее захватили думнонийцы. Мне говорили, что она по-прежнему живет в Силурии, однако мы не виделись с тех пор, как друид Танабурс вырвал меня из ее рук, чтобы убить. Мерлин спас меня, воспитал, я стал бриттом, другом Артура, и увел звезду Повиса из дома ее брата. Какая странная нить судьбы, подумалось мне, и как жаль, что она оборвется на святом острове бриттов!

– Полагаю, – сказал Мерлин, – сыра ни у кого нет? Я вытаращился на него, уверенный, что вижу сон.

– Светлого, Дерфель, – продолжал он, – который крошится. Не плотного желтого. Терпеть не могу плотный желтый сыр.

Он стоял в яме, набросив на плечи плащ, которым был прежде укрыт, и пристально смотрел на меня.

– Господин? – тихо промямлил я.

– Сыр, Дерфель. Ты меня слышишь? Сыра хочу. У нас был кусочек. В тряпице. А где мой посох? Стоило человеку ненадолго прикорнуть, как у него тут же стащили посох. И где у людей совесть? Что за мир! Ни сыра, ни совести, ни посоха.

– Господин!

– Не ори на меня, Дерфель, я не оглох, я голоден.

– О господин!

– Ну вот, теперь нюни распустил! Ненавижу слезы. Я всего-то попросил кусочек сыра, а ты расхныкался, как маленький. А, вот и мой посох. Славненько.

Он выхватил у Нимуэ посох и, упершись им в землю, выбрался из Котла. Остальные копейщики проснулись и теперь смотрели на него, открыв рот. Нимуэ зашевелилась во сне, рядом негромко ахнула Кайнвин.

– Полагаю, Дерфель, – начал Мерлин, разворачивая наши тюки в поисках сыра, – что ты завел нас в безвыходное положение? Мы ведь окружены?

– Да, господин.

– И врагов много больше, чем нас?

– Да, господин.

– Ай-ай-ай, Дерфель, и ты зовешь себя полководцем?.. Сыр! Вот! Я же знал, что он у нас есть. Отлично.

Я дрожащим пальцем указал в яму.

– Котел, господин.

Я хотел спросить, Котел ли совершил чудо, но от изумления и радости не мог говорить связно.

– И преотличный! Вместительный, глубокий, всем котлам котел. – Мерлин откусил сыра. – Как же я проголодался. – Он откусил еще и, довольный, привалился спиной к каменной глыбе. – Окружены превосходящими силами противника! Ну, ну! Чем еще порадуешь? – Он затолкал в рот последний кусок сыра и стряхнул крошки, потом улыбнулся Кайнвин и притянул к себе Нимуэ. – Все хорошо?

– Да, – спокойно отвечала та, приникая к нему. Из всех нас она одна ничуть не удивилась его чудесному выздоровлению.

– За исключением того, что мы окружены превосходящими силами противника! – ехидно проговорил Мерлин. – Что делать? Обычно лучшее средство – принести кого-нибудь в жертву. – Он внимательно оглядел растерянных воинов. Вместе с румянцем к нему вернулось обычная язвительность. – Может, Дерфеля?

– Господин! – вскричала Кайнвин.

– Нет, госпожа! Только не тебя. Ты и без того много сделала.

– Не надо приносить жертвы, – взмолилась Кайнвин. Мерлин улыбнулся. Нимуэ задремала в его объятиях, но больше никто не мог спать. Внизу звякнуло копье. Услышав этот звук, Мерлин протянул мне посох.

– Выбирайся наверх, Дерфель, и направь мой посох на запад. На запад, запомни, не на восток. Попытайся раз в жизни не напутать. Разумеется, лучше бы мне все сделать самому, чтоб наверняка, да не хочется будить Нимуэ. Вперед!

Я взобрался на самую высокую глыбу и, следуя указаниям Мерлина, направил посох на далекое море.

– Не тычь им! – крикнул снизу Мерлин. – Указывай! Ощути его силу! Это не стрекало, чтобы подгонять волов, а посох друида!

Я держал посох. Всадники Диурнаха, должно быть, почуяли магию, ибо колдуны внезапно завыли, а воины принялись метать в меня копья.

– А теперь, – крикнул Мерлин, когда наконечники зазвенели о камни, – вложи в него силу, Дерфель, вложи в него силу!

Я сосредоточился на посохе, но ничего не почувствовал, хотя Мерлин, по всей видимости, остался доволен.

– Слезай, – крикнул он, – и отдохни. У нас впереди долгий путь. Сыра не осталось? Я бы целый мешок съел!

Мы лежали и мерзли. Мерлин не говорил ни о Котле, ни о своей болезни, однако я чувствовал, как изменилось общее настроение. Внезапно проснулась надежда, и первой на нее указала Кайнвин. Она ткнула меня в бок и подняла палец к луне. Я увидел, что еще недавно четкий диск окружен зыбким сиянием. Казалось, лунный венец составляют мириады крошечных самоцветов, так ярко они искрились.

Мерлин не смотрел на луну, он по-прежнему говорил о сыре.