Враг божий

Гвиневера медленно обернулась, чтобы увидеть, как Ланселот входит в воду. Галахад перекрестился. Монахи на дальнем берегу молитвенно воздели руки, горожанки упали на колени и восторженно смотрели, как красавчик король подходит к Сэнсаму. Солнце блестело на воде, играло бликами на золотом кресте епископа. Ланселот шел, не поднимая глаз, словно не хотел видеть свидетелей унизительного обряда. Сэнсам возложил руку на его голову и прокричал громко, чтобы слышали все:

– Принимаешь ли ты единственную истинную веру, веру во Христа, умершего за наши грехи?

Ланселот, видимо, сказал «да», хотя никто из нас не слышал его ответа.

Сэнсам еще возвысил голос.

– Отрекаешься ли ты от всех других богов и других вер, от всех нечистых духов, идолов и бесов, вводящих в заблуждение мир сей?

Ланселот кивнул и что-то пробормотал.

– Готов ли ты, – с облегчением продолжал Сэнсам, – отвергнуть служение Митре и признать его гнусным порождением Сатаны?

– Да, – явственно донесся до нас голос Ланселота.

– Тогда во имя Отца, – прокричал Сэнсам, – и Сына, и Святого Духа, объявляю тебя христианином. – Он так сильно надавил на прилизанную макушку Ланселота, что король с головой ушел под холодную воду. Сэнсам держал Ланселота под водой так долго, что я думал, тот захлебнется. Наконец епископ отпустил руку. Покуда Ланселот отфыркивался и отплевывался, Сэнсам закончил: – И провозглашаю тебя благословенным. Отныне ты ратник святого Христова воинства.

Гвиневера, не зная, как быть, вежливо захлопала. Женщины и монахи затянули новый гимн, для христианской мелодии на редкость бодрый.

– И кто такой, Бел меня дери, этот ваш святой дух? – спросил Кулух Галахада.

Галахад не слушал. От радости, что брат крестился, он бросился в холодную воду и вышел из реки вместе с пунцовым от стыда Ланселотом. Тот не ожидал увидеть единокровного брата и в первый миг напрягся, без сомнения подумав о его дружбе со мной, потом вспомнил о своем новом долге христианской любви и дал Галахаду себя обнять.

– Нам тоже поцеловать стервеца? – с ухмылкой спросил меня Кулух.

– Что-то не тянет.

Ланселот меня не видел, а я не считал нужным обнаруживать свое присутствие, но в этот миг Сэнсам, который вышел из воды и пытался отжать влагу из длинных одежд, остановил на мне взгляд. Мышиный король никогда не упускал случая поддеть врага, не упустил и сейчас.

– Лорд Дерфель! – крикнул он.

Я сделал вид, будто ничего не заметил. Гвиневера, услышав мое имя, вскинула голову. Она говорила с Ланселотом и Галахадом, но теперь что-то резко приказала погонщику. Тот ткнул волов стрекалом, и повозка тронулась с места. Ланселот торопливо запрыгнул к дамам, оставив своих спутников у реки. Ада последовала за повозкой, ведя его коня под уздцы.

– Лорд Дерфель! – снова крикнул Сэнсам. Я нехотя оглянулся.

– Епископ?

– Призываю тебя вслед за Ланселотом вступить в исцеляющую воду!

– Я мылся в прошлое полнолуние!

Мой ответ вызвал смех у воинов на нашем берегу. Сэнсам перекрестился.

– Тебе надо омыться в святой крови Агнца Божия, – крикнул он, – дабы очиститься от скверны Митры! Ты грешник, Дерфель, идолопоклонник, дьяволово семя, саксонское отродье, распутник, живущий с блудницей!

Последнее оскорбление взбесило меня. Предыдущие были просто словами, но Сэнсам никогда не умел вовремя остановиться и сейчас перегнул палку. Я ринулся в воду под крики воинов, которые стали еще громче, когда Сэнсам, испугавшись, обратился в бегство. Мне надо было преодолеть реку, а он был юркий и жилистый, однако мокрые ризы путались в ногах, так что я довольно быстро его догнал и копьем сбил с ног. Он рухнул на примулы и маргаритки. Я вытащил Хьюэлбейн и приставил к его горлу.

– Что-то я плохо расслышал твое последнее слово, епископ.

Сэнсам молча глядел на четырех спутников Ланселота, которые тоже подошли к нам. Амхар и Лохольт вытащили мечи, друиды – нет, только созерцали меня с непроницаемым выражением. Однако к тому времени Кулух тоже перебрался через реку и встал рядом со мной, как и Галахад. Копейщики Ланселота опасливо поглядывали на нас издали.

– Что за слово ты употребил, епископ? – спросил я, щекоча его горло острием.

– Блудница Вавилонская! – в отчаянии забормотал он. – Все язычники ей поклоняются! Зверь! Антихрист!

Я улыбнулся.

– А мне показалось, что ты оскорбил принцессу Кайнвин.

– Нет, господин, нет! – Он жалобно стиснул руки. – Никогда!

– Клянешься? – спросил я.

– Клянусь, господин! Христом Богом клянусь!

– Не знаю твоего бога, епископ, – сказал я, вдавливая острие Хьюэлбейна в его кадык. – Клянись на моем мече. Поцелуй его, и я тебе поверю.

Как же он разозлился! Прежде он меня недолюбливал, а теперь возненавидел по-настоящему, тем не менее прикоснулся губами к Хьюэлбейну и поцеловал сталь.

– Я не хотел оскорблять принцессу Кайнвин, – сказал он. Я еще на миг задержал Хьюэлбейн у его губ, потом убрал меч. Сэнсам поднялся.

– Мне казалось, епископ, – сказал я, – что у тебя есть дело в Инис Видрине – беречь святое Терние.

Он отряхнул травинки с мокрых одеяний.

– Господь указал мне более высокое призвание.

– Какое же?