Враг божий

– Итак, она нарушила брачные обеты, – продолжала Нимуэ. – Думаешь, она первая? И по-твоему, это делает ее потаскухой? О нет, Дерфель. Гвиневера сильная женщина, рожденная с умом и красотой. Артуру нравилась ее красота и не нравился ум. Он не позволил ей сделать себя королем, и она ударилась в свою дурацкую религию. Артур же твердил ей, как счастлива она будет, когда он повесит Экскалибур на крюк и начнет разводить скот!.. – Нимуэ рассмеялась. – А поскольку самому Артуру никогда не приходило в голову изменить жене, он ни в чем не подозревал Гвиневеру. Все мы подозревали, только не он! Артур уверял себя, что у них идеальный брак, а как только он уезжал за сотни миль, мужчины слетались на Гвиневерину красу, как мухи на падаль. Красивые, умные мужчины, стремящиеся к власти. Один был особенно красив и более других стремился возвыситься. Гвиневера решила ему помочь. Артур мечтал о хлеве, а Ланселот хотел быть Верховным королем Британии, и Гвиневеру такой вариант устраивал больше, чем перспектива доить коров и подтирать за детьми. А эта идиотская религия давала ей надежду. Подательница тронов! – Нимуэ сплюнула. – Гвиневера спала с Ланселотом не потому, что она потаскуха. Она спала, чтобы сделать своего избранника Верховным королем!

– И как же Динас? – спросил я. – И Лавайн?

– Они – жрецы, они ей помогали. Во многих религиях, Дерфель, мужчины совокупляются с женщинами. Такова часть ритуала, я не вижу тут ничего дурного. – Нимуэ пнула камешек, и он запрыгал по траве. – И поверь мне, Дерфель, они оба были красавцы. Я-то знаю, поскольку уничтожила их красоту, но не за то, что они спали с Гвиневерой. Я сделала это за то, что они оскорбили Мерлина, и за твою дочь. – Она в молчании прошла несколько ярдов. – Не презирай Гвиневеру. Не презирай за то, что ей наскучил Артур. Если хочешь, презирай ее за то, что она похитила Котел, и радуйся, что Динас с Лавайном не сумели им воспользоваться. Гвиневере, правда, Котел помог. Она купалась в нем каждую неделю и не состарилась и на день.

Сзади послышались шаги, Нимуэ обернулась. Нас бегом догонял Артур. Он по-прежнему выглядел потерянным, но в какой-то момент до него, видимо, дошло, что мы свернули с дороги.

– Куда мы идем?

– Хочешь, чтобы гарнизон нас увидел? – спросила Нимуэ, указывая на дымки.

Артур некоторое время смотрел на них, будто впервые увидел нечто подобное. Нимуэ взглянула на меня и пожала плечами.

– Если бы они хотели сражаться, – сказал Артур, – то уже бы нас искали.

Глаза у него были красные и опухшие, и (хотя мне могло просто почудиться) в волосах прибавилось седины.

– Как бы ты поступил на месте врага? – спросил Артур. Он имел в виду не крошечный гарнизон Виндокладии, а Ланселота, чье имя не хотел даже произносить.

– Попытался бы поймать нас в ловушку, господин, – отвечал я.

– Как? Где? – с досадой спросил Артур. – На севере, да? Это наш кратчайший путь к союзникам, там нас и будут подстерегать. Поэтому мы не пойдем на север. – Он взглянул на меня, словно не узнавая. – Нет, мы вцепимся им в самое горло.

– В горло?

– Мы пойдем в Кар-Кадарн.

Некоторое время я не отвечал. У Артура явно мутилось в голове от горя и ярости. Я размышлял, как отвратить его от самоубийственного безумия.

– Нас сорок, господин, – тихо сказал я.

– В Кар-Кадарн, – повторил он, не слушая моих возражений. – Кто владеет Каром, владеет Думнонией, а кто владеет Думнонией – владеет Британией. Не хочешь идти со мной – ступай своею дорогою. Я иду в Кар-Кадарн.

Он отвернулся.

– Господин! – закричал я ему в спину. – У нас впереди Дунум.

Даже небольшого гарнизона этой крепости с лихвой хватило бы, чтобы уничтожить наш отряд.

– Да пусть хоть все крепости Британии стоят на моем пути! – резко отвечал Артур. – Делай что угодно, а я иду в Кар-Кадарн.

Он пошел прочь, на ходу крича своим конникам, чтобы поворачивали на запад.

Я закрыл глаза, уверенный, что Артур твердо решил умереть. Он не хотел жить без Гвиневериной любви, он хотел пасть под копьями врагов в сердце страны, за которую так долго сражался. Других объяснений, зачем вести маленький отряд в самое логово мятежников, кроме как из желания пасть рядом с королевским камнем Думнонии, в голову не приходило. Внезапно я кое-что вспомнил и открыл глаза.

– Давным-давно, – сказал я Нимуэ, – мы беседовали с Эйлеанн.

Эйлеанн, рабыня-ирландка, старше Артура, до женитьбы была его преданной возлюбленной. Она-то и родила ему неблагодарных близнецов Амхара и Лохольта. Сейчас, седая и по-прежнему красивая, она должна была находиться в осажденном Кориниуме. Стоя в гибнущей Думнонии, я услышал сквозь годы слова Эйлеанн. «Артур еще себя покажет, – сказала она мне тогда. – В самый черный час, когда ты будешь считать его обреченным, он победит».

Я повторил это Нимуэ и добавил:

– А еще Эйлеанн сказала, что когда он победит, то допустит свою обычную ошибку – простит врагов.

– Только не сейчас, – возразила Нимуэ. – Этот глупец хорошо усвоил урок. Так что ты будешь делать?

– Что всегда, – отвечал я. – Пойду за ним.

В самое логово врага. В Кар-Кадарн.

* * *