Враг един. Книга вторая. Чёртов плод

«Я знаю, с чего нам стоит начать, шезин-сама…»

* * *

«На случай, если вдруг произошло чудо, и ты всё же вернулся чуть раньше, как когда-то собирался: я уехала к родителям на все выходные. Можешь составить мне компанию в Ницце, а можешь насладиться покоем после перелёта и постараться покрепче по мне соскучиться. Горничную с кухаркой я отпустила до понедельника, но в холодильнике есть лобстеры с полынью, которые ты любишь, и ещё много всего вкусного. Увидимся послезавтра, mon colonel! Целую. Твоя пташка».

Записка была написана от руки на листке линованной писчей бумаги и остро пахла знакомыми сладкими духами. Как старомодно. Седой грузный мужчина с аккуратной остроконечной бородкой и смуглым от намертво въевшегося загара лицом положил листок обратно на дубовый придверный столик и усмехнулся. Mon colonel… Мужчина любил, когда Вивьен звала его так – кличкой, неизвестно как прилипшей к нему ещё во времена обучения в Сорбонне и сопровождавшей потом всю его сознательную жизнь… пускай в Новой Африке её и сочли бы, пожалуй, недостаточно патриотичной.

Оставалось надеяться, что Вивьен была не слишком обижена на него за то, что он бросил её здесь одну так надолго. В конце концов, за большие деньги женщины многое прощают мужчинам, и хотя Вивьен, конечно, всегда утверждала, что деньги для неё вовсе не главное, в этом отношении Колонель, как и всякий человек его возраста и статуса, никогда не питал особенных иллюзий.

Впрочем, послание было написано по-французски, и это значило, что уезжала она в хорошем настроении. Когда Вивьен на него за что-нибудь сердилась, она демонстративно переходила в общении на английский, хотя прекрасно знала, что Колонель понимает французский намного лучше английского – пусть пташка иногда и подтрунивала над его «варварским» акцентом.

Просторную гостиную заливал бледно-розовый предзакатный свет, отражающийся от зеркальных кафельных плиток, которыми была отделана сонно гудящая панель вентиляции под потолком, и отбрасывающий неожиданно яркие рыжие отсветы на обшитые светлыми буковыми панелями стены. Колонель взял с нижней полки похожего на искорёженный жестяной котёл барного столика (Вивьен, само собой, утверждала, что такая мебель сейчас «самый писк», как и напоминающий огромного медного паука уродливый светильник под потолком авторства какого-то именитого дизайнера) початую бутылку коньяка, плеснул немного на донышко пузатого, с золотистым ободком бокала и устало опустился в просторное кожаное с гнутыми бронзовыми ножками кресло посреди комнаты, потирая виски. Потом он рассеянно провёл ладонью по встроенной в подлокотник кресла серебристой панели.

На противоположной стене тут же вспыхнула плёнка гигантского прозрачного телемонитора, наклеенная прямо на покрытую замысловатой, словно картинка в калейдоскопе, мозаикой центральную стену. Секундой позже на мониторе появилась какая-то отвратительная харя, похожая на бегемота и богомола одновременно, которая мерзким скрипучим голосом произнесла:

– Только послезавтра и только у нас-с-с! Жуткая атмосфера, которая заставит вас вздрогнуть! В канун Хэллоуина посланники с той стороны хлынут на улицы и заглянут в ваши окна… Приходите к нам послезавтра в своих самых жутких нарядах, и ваш столик сможет выиграть бутылку шампанского!

С монитора в комнату потянулись, заставив Колонеля невольно вздрогнуть, длинные перепончатые лапы. Проклятые голографические эффекты… И почему это люди так любят монстров, интересно? Хорошо, что в Новой Африке давно уже изжили себя эти богомерзкие традиции… Скривившись, мужчина опять дотронулся пальцем до панели, и монстра сменила бойко тараторящая молоденькая девочка в надвинутой на глаза прозрачной маске виртуального информатора. Колонель вновь поморщился – он терпеть не мог эту моду, пришедшую в Европу из Японии пару лет назад. Вид у девочки был точь-в-точь как у какого-нибудь биотехнолога в цеху или хирурга во время операции…

– …ситуация вокруг непризнанного государства эскалировалась после выступления полномочного представителя Альянса Независимых Сил на Межконтинентальном саммите, в котором он заявил, что не потерпит подобного впредь, и что весь цивилизованный мир должен наконец осознать: подавление агрессивных…

«Когда же им надоест, наконец, это жевать», – раздражённо подумал Колонель, выключая звук, и, подхватив бокал, вышел сквозь распахнутую стеклянную дверь на облицованную мрамором террасу, уставленную декоративными каменными скульптурами – коллекционирование подобного хлама было, насколько помнил Колонель, одним из последних увлечений Вивьен. Напоённый запахами лаванды и розмарина ветерок, залетевший из сада, сразу начал трепать тяжёлые чёрные жаккардовые шторы с золотым узором, висящие в простенках по сторонам широкого панорамного окна.