Враг Геббельса № 3

«Я люблю коньяк. Это напиток мужчин. Я люблю восходящее солнце, оно вошло ко мне через двери балкона. Я люблю перо – за то, что оно пишет тушью по бумаге. Я люблю Восток за то, что он создал этого проклятого Будду. Он стоит передо мной на столе и цинично смеется мне в лицо. Слишком белые у него зубы и белки глаз. Он так же смеялся в 41 году и так же смеется в 44 году. Хам этот Будда. И я люблю цирк. И беседу с другом. Над чем смеется этот Будда? Над тем, что со мной нет больше моих друзей?

Я люблю кафе. Маленькую чашку кофе и большую стопку коньяку. Будда думает, что я больше не войду в кафе?

Я люблю пароход и дельфинов за кормой. Я люблю модель, потому что она неповторима и потому, что я ее вижу иначе, чем мой сосед по студии. Я люблю карандаш, потому что он мне доставил много радости.

Я люблю летний день, когда я медленно иду по асфальту и по бульвару. И девушка ждет своего любимого под часами. И кто-то прыгнул на ходу в трамвай. И свисток милиционера. И встречу с приятелем, которого помнишь в лицо и не помнишь по имени. И несчастный случай, который не видишь, потому что он окружен любопытными. И торговок цветами. И дворников, поливающих асфальт из шлангов на рассвете. И хрупкую девочку, которая вошла в вагон дачного поезда. И сирень на Театральной площади. И карнавал в парке на Москве-реке. И мост иного масштаба, что перешагнул через мелкую воду Москвы-реки. И вернисажи посредственной живописи. И «французов» на Остоженке с пустыми залами.

И селедку с парой чая в извозчичьем трактире.

И дымы паровозов в морозном воздухе. И прохладный сквозняк метро в жаркий день.

И Уланову в «Лебедином озере». И Мравинского за пультом. И медведя, просящего сахар сквозь решетки Зоосада. И косой полет ласточек в Трубниковском. И вишню с белым нарядом невесты, что заброшена в каменный двор. И этот гигантский овраг с полевыми цветами, где мы целовались с энтузиазмом семнадцати лет.

И я люблю тебя.

Я люблю жизнь.

…К тебе просьба, Володька: разбей этого Будду. Я не хочу, чтобы он смеялся, когда меня не станет. Обещай мне это, любимый мой».

После ухода отца я оказался перед тяжелым выбором: выполнить его просьбу или, поняв, что писалось это под настроение, посчитать ее метафорой? Я вновь и вновь рассматривал массивную деревянную фигуру сидящего Будды, точнее, Хотея. Китайцы его считают богом счастья, благополучия, достатка и веселья. Иногда его именуют богом довольства. У нашего Хотея наполовину повыпали зубы, от возраста появилась вертикальная трещина. Но он все равно улыбается полубеззубым ртом: еще одно имя Хотея – Смеющийся Будда. Мне было жалко уничтожать его, он ведь желает людям добра, а если его регулярно поглаживать по толстому животику, то якобы сбудутся ваши желания. И я решил сохранить жизнь нашему Хотею, придя к мысли, что просьба отца была высказана в особом состоянии, после рюмки-другой «напитка мужчин». К тому же больше никогда отец к этой теме не возвращался. Возможно, и сам запамятовал о том ночном настроении.