Враг голода (Купол надежды - 1)

Чем же все это было, раздраженно думал Анисимов, как не игрой в мяч? Его перебрасывали через ведомственную сетку, чтобы он ни в коем случае не упал на площадку заинтересованного министерства. Вернее сказать, незаинтересованного министерства, зло заключил Анисимов. В Министерство сельского хозяйства он не поехал. Чего доброго, еще за узурпатора сочтут.

Глава шестая

ПАМЯТЬ СЕРДЦА

Аэлита нашла нужную пластинку:

- О чем вы думали, Николай Алексеевич? У вас было такое выразительное лицо.

- Об Эдисоне, о великом изобретателе Эдисоне.

- Почему об Эдисоне?

- Помните, я приводил вам его слова: изобрести - это только два процента дела. Остальные девяносто восемь - реализация изобретения, доведение его до потребителя.

Аэлита сразу догадалась, о чем идет речь.

- Они не хотят налаживать производство?

- Сопротивляются. Не желают начинать новое дело. Инерция - наш лютый враг. Было время, когда комитет по изобретениям признавал, что лишь одна треть самых важных изобретений реализуется, а остальные лежат.

- Как же так лежат?

- Лежат, пока, как говорят сердитые критики, не приедут к нам из-за границы, там реализованные. А все оттого, что в самой основе производства и его старого планирования был заложен корень сопротивления новому.

- Корень зла?

- Представляете себе налаженное производство какого-нибудь изделия, освоенный технологический процесс? Ведь вы на заводе работали, знаете.

- Еще бы!

- Для выполнения плана мобилизованы все усилия коллектива, добивающегося премий, победы в соревновании. И вдруг появляется новая задача. Кто-то что-то изобрел, придумал "всем на беду". Надо ломать привычное, осваивать незнакомое, которое не сразу пойдет. Сорвется план, исчезнут премии. Кому же охота? Сами подумайте. Нонсенс!

- Но ведь это бездумно, близоруко! Честное слово! - возмутилась Аэлита.

- Близоруким удобнее рассматривать рубашку, которая ближе к телу.

- Но почему так было? А теперь?

- К этому приводил волюнтаризм непродуманного планирования, от которого ныне отказались. Решение передавать часть ожидаемой от новшества экономии в виде премии коллективу завода переломило былое отношение к новшествам. Производственники теперь в них заинтересованы.

- А у нас? Как же у нас? Как заинтересовать заводы? Может быть, предложить "мясникам" нашу баранину?

- Вот мне и посоветовали с нею прийти.

- Вот видите! Она у нас замечательная.

- Придем, придем. Лишь бы не разделили к тому времени министерство на два - где молоко и где мясо!

- Нет! Я уверена, что мы восторжествуем. Право-право!

- Это хорошо, что вы сказали "мы". Вы "настоящий парень", как говорят американцы. Таким парням и придется выполнять решение, которое, несомненно, будет принято вверху о создании "белкового резерва" в помощь сельскому хозяйству. Никто свертывать сельское хозяйство не собирается, но подстраховать его на случай предельных погодных трудностей стоит.

- Тогда позвольте одному из этих парней поставить пластинку.

Аэлита, стараясь скрыть смущение, бросилась к проигрывателю.

- Ах да! Я и забыл, что пообещал вам. Очень люблю этот этюд. Помните, мы с вами однажды слушали его в концерте, кажется, в Октябрьском зале или, может быть, в Малом зале консерватории.

- Нет, в зале имени Чайковского.

- Я знаю, что Скрябин не оставил после себя вокального наследства. И мне однажды захотелось написать слова, которые можно было бы спеть, Знаете, как поют третий этюд Шопена или "Грезы любви" Листа?

- Конечно, знаю.

- Вот я и написал. Только не судите строго. Пока что этого никто еще не пел.

- Если бы я умела петь! - непроизвольно воскликнула Аэлита.

- В вас и так все поет. Включайте музыку, я прочитаю вам, что написал там под настроение.

Заиграла музыка.

Память сердца - злая память.

Миражами душу манит,

В даль минувшую зовет

Под вечный лед,

Забвенья лед...

Так звучали прочитанные Николаем Алексеевичем под музыку Скрябина стихи. А заканчивались они словами:

В сердце ночь, в душе темно...

Но ты со мной, всегда со мной!..

Музыка кончилась.

- Вот видите, - после долгого молчания сказала Аэлита. - Она всегда с вами... Всегда... - И отвернулась.

- Милая девочка, - начал Николай Алексеевич и осторожно коснулся плеча Аэлиты. - Я отражал настроение композитора, как его понимал, а вовсе не исповедовался.

- Нет, нет! Я поняла. Это "память сердца"! Я преклоняюсь...

- Жаль, что не угодил вам, милая Аэлита, да еще в день вашего рождения. Никогда ведь никому не читал стихов, а тут вдруг... - И он махнул рукой.

- Важно не то, что написано, а кем написано. В этом главное! Право-право!

И они посмотрели друг другу в глаза.

- Что же я сижу? Ведь к обеду приглашала! Я, честное слово, старалась приготовить для вас маленький "пир знатоков"! Я обожаю готовить! Во мне пропадает кулинар!

- Смотрите, припомню!

Аэлита упорхнула на кухню, где украдкой вытерла глаза.

Глава седьмая

НА БЕРЕГАХ РЕЙНА

Могучий Рейн, воспетый Гейне. Широкий, спокойно-мрачный, с тяжелыми водяными морщинами, словно вздутыми глубинной скрытой силой. Теперь уже не плывет по нему завороженный песней рыбак в челне, а шумят, гудят, бурлят пароходы, буксиры, баржи, катера... даже мчатся водные лыжники.