На стенах было много разных фотографий, но не в тему. Не криминальные, а морские. Боевые корабли, высокий маяк, о подножие которого разбивались штормовые волны, бравые матросы на стальных палубах, под сенью грозных башенных орудий. А одна фотография была в виде портрета молодого моряка в бескозырке набекрень. Надпись на ее ленточке – название корабля – никак не читалась. Потому что на лихо заломленной бескозырке виднелось только загадочное окончание слова: «…чивый».
– Это я в молодости, – похвалился Матвеич. – Матрос с гвардейского эсминца. Ну да ладно. Разговоры потом. У нас, у вятских, обычай такой: если в доме гость, хоть свой, хоть чужой, сперва напои, накорми, а потом расспрашивай.
– Как у Бабы-яги в сказке, – добавил вполне серьезно Алешка. – Сначала надо Иван-царевича накормить, в баньке попарить, а потом на сковороде в печку засунуть. Сытого и чистенького.
Матвеич сначала прищурил свои добрые глаза, а затем рассмеялся:
– А ты, Лешка, случаем, не вятский будешь? Мы, вятские – мужики хватские.
– Мы не вятские, – перемещаясь поближе к столу, где мама с помощью Матвеича накрывала стол, пробормотал Алешка. – Мы не вятские, мы вернадские.
– Знаешь, мать, – сказал папа, – заберем-ка мы его обратно, в Москву. Мне Матвеича уже жалко.
– Не отдам, – возразил Матвеич. – Он мне нравится.
– Я этого достоин, – скромно отозвался Алешка. – Хоть и не вятский. – Тут он притормозил. – А мы куда заехали ваще? Ехали к тверским, а попали, что ли, к вятским?
– Куда надо попали, – успокоил его Матвеич. – Я вятский родом. А вятские, они…
– Хватские, – кивнул Алешка. – Уже знаю, два раза.
На столе, к счастью, появился обед. Огромное блюдо зелени (редиска вроде укропа, салатик), тарелки с окрошкой.
– Сам выращиваешь? – спросил папа Матвеича. – Ты огородник теперь?
– И веселый молочник, – Алешка ткнул пальцем в кувшин с холодным молоком. – У вас и корова есть?
– Ошибаетесь, граждане. У нас, у береговых жителей, огородов нет. И коровы с молоком тут не бродят.
– И фруктов нет, – сказал Алешка, – потому что нет снежных вершин.
– Потому что здесь дожди очень обильные, да и по весне озеро сильно разливается. Я, бывает, прямо с мостика… то есть с крыльца в лодку перешагиваю. Какой уж тут огород. А зелень и молоко нам тетя Фрося носит. Она неподалеку, на горушке живет. Там у нее и сад, и огород, и корова с курочками. Славная женщина!
– Кормилица, – согласился Алешка.
– Нам пора, – отобедав, сказал папа. – Надеюсь засветло доехать. А вы, – он повернулся к нам, – поступаете в полное распоряжение полковника в отставке Матвеича. Слушаться его беспрекословно. Как меня. И маму.
– Тогда ничего, – обрадовался Алешка, – жить можно.
– Значит, так! – Полковник в отставке встал. – Принимаю командование. Сообщаю: делать вам можно все, что не запрещено. Ясно?
– Так точно, товарищ полковник, – вытянулся перед ним Алешка. – А что запрещено?
– Первое. Запрещено ходить на песчаный карьер, это опасное место. На втором этаже, где вы будете жить, есть две вещи, которые нельзя трогать: штурвал на одной стене и мой именной пистолет на другой. Запрещено также ныть, скулить, бездельничать. Это все.
– Прекрасно, – сказала мама, вставая. – Хорошо, что вы их предупредили. Первое, что они сделают, когда мы уедем, – это станут крутить штурвал на одной стене и стащат пистолет с другой стены. А потом убегут на карьер. Навстречу опасностям и приключениям.
(Мама оказалась права. В отношении всех трех объектов – штурвала, пистолета и опасного песчаного карьера.)
– Что ты, мам! – горячо обиделся Алешка, вытаращив свои большие «правдивые» глаза. – Ты же нас знаешь!
– Я вас прекрасно знаю! И поэтому по первому же тревожному звонку от товарища полковника в отставке я пришлю за вами папу.
– Он нас не найдет, – хихикнул Алешка. – Мы спрячемся в карьере.
Как ни странно, но Алешка оказался прав. Впрочем, об этом – позже, в свое время и на своем месте…
Родители уехали. Мы с облегчением помахали им вслед с капитанского крыльца, и Матвеич сказал:
– А теперь спокойненько попьем чайку и разработаем стратегию отдыха.
– Вы нам лучше расскажите, как ваш «Чивый» корабль называется? – Алешке это было очень интересно.
Похоже, и Матвеичу приятно было вспомнить далекую молодость.
– Я ведь до милиции на флоте служил. На эсминце с красивым названием «Задумчивый».
– Ни фига! – удивился Алешка. – И о чем же он задумывался? – Задавая вопросы, Алешка успевал накладывать в розетку раз за разом варенье из разных баночек, быстро поедать его и запивать чаем, чашка за чашкой.
– Ну… Задумывался… Ну, например, как лучше выполнить боевую задачу. Как безопасно обойти коварную мель.
– Все-таки, – сказал я, – для военного корабля такое название не очень подходящее. Не боевое какое-то.
– Я бы так не сказал. Думать в бою обязательно надо. Но дело еще в том, что когда формируется эскадра из однотипных кораблей, то им всем дают название на одну букву. К примеру, «Бдительный», «Буран», «Берегущий»…
– А у вас была буква «З»? – догадался Алешка. – В вашей однотипной эскадре.