Враг моего мужа

Жалела ли я о бывшем муже? Нет, конечно — его жизнь, Артур прав, действительно не стоит и ломаного гроша. Желание уничтожить его, как не отгоняй, никуда не делось. Я сколько угодно могла притворяться, что меня не волнует судьба Николая, фигушки — ненависть вот она, крепко в меня вцепилась.

В такие моменты, когда воспоминания о муже накатывали, становилось страшно от той ярости, что рождалась во мне, захлёстывала с головой. И приходилось скрываться где-то в дальнем углу, сжимать до боли кулаки и пытаться успокоиться. Получалось, но лишь на короткое время.

Будь он проклят. Роматов, будь ты проклят, урод.

Рынок — шумный, переполненный гудящим роем покупателей и крикливыми продавцами, окутывает возбуждением, иллюзией жизни. Припарковав машину, Юрик лихо встряхивает тёмными кудрями и ловко спрыгивает на землю, но отходить далеко не торопится. Напротив, расправляет широкие плечи, выгибается, а светлая футболка задирается, обнажая крепкий живот. Глянув на меня искоса, скрывается из вида, а я не сдерживаю широкой улыбки.

Сколько ему? Лет двадцать, наверное — мальчик ещё совсем. И рисуется перед малознакомой женщиной, мышцами играет, провоцирует моё внимание к своей персоне и тайком подглядывает за реакцией. Смешной, честное слово, забавный.

Тётя Таня касается моего плеча, переключает на себя внимание, отвлекает от размышлений. Улыбается.

— Я рада, что ты согласилась с нами поехать. Тебе это пойдёт на пользу.

Она права, и я хочу сказать об этом, поблагодарить, но горло сжимается от спазма. Уголки глаз увляжняются, но это из-за нежности. К Тёте Тане не могу испытывать ничего другого.

Короткие объятия. Взмах ресницами, осушающий слёзы. Короткий поцелуй в щёку, а внутри столько благодарности и любви к этой замечательной женщине, давшей мне покой и безопасность, что хочется кричать об этом на весь мир.

Знайте, верьте, хорошие люди — они кругом. Просто им нет нужды выпячивать свои достоинства.

Об этом мне хотелось бы сказать каждому, кого встречу сегодня, но боюсь сойти за сумасшедшую или настырную проповедницу.

День проходит чудесно, клубника разлетается, как горячие пирожки и я, расфасовывая её в пакеты, протягиваю каждому покупателю с улыбкой. Иногда к прилавку подходят мамы со своими малышами. Те тянут пухлые ручки к сладким ягодам, улыбаются от уха до уха, и каждый раз внутри больно ноет, разрывает на мелкие кусочки. И тогда мои руки дрожат, потому что знаю — в моей жизни никогда не случится такого шумного и вредного счастья. Но тётя Таня рядом, и я держусь. Надо же когда-то уже смириться с этим, верно? Надо уже начинать.

— Всё, пора домой, — удовлетворённо улыбается тётя Таня, прощается то с тем, то с этим до следующих выходных, а мы вместе с Юриком помогаем собрать пустые ящики. Снова грузим их в кузов и мчим домой, весьма довольные собой и прошедшим летним днём. Побольше бы таких.

Мне хочется улыбаться и повторить. Это был интересный опыт, и, сидя в машине, всю обратную дорогу думаю, что улыбаться мне теперь намного проще. Легче. Машина подпрыгивает на каждой кочке, Юрик с тётей Таней о чём-то тихо переговариваются, обсуждают насущные вопросы, а я закрываю глаза и впадаю в сладкую дрёму.

— Что это? — тревожится тётя Таня, когда мы въезжаем на нашу улицу, а я распахиваю глаза и крепко впиваюсь пальцами в свои колени. — Никогда у меня таких гостей не было…

— Хм, красивый аппарат, — Юрик присвистывает и качает головой.

А я моргаю пару раз, чтобы понять, не снится ли мне всё это. Потому что у нашей калитки стоит, сверкая на солнце смоляными боками, мотоцикл.

Я усиленно пытаюсь вспомнить: тот самый ли это мотоцикл. Не выходит — слишком плохо я разбираюсь в конфигурации и деталях дизайна железных коней. На мой вкус они вообще все одинаковые, хоть и знаю, что это не так.

— Злата, всё хорошо? — тётя Таня трогает меня за плечо, а я вздрагиваю. — Детка, ты побледнела.

Неужели правда? Касаюсь щёк ладонями, а кожа ледяной кажется.

— Да-да, всё отлично, — натянуто улыбаюсь, но, кажется, даже Юра мне не верит.

Но он молчит, лишь плечами пожимает. И правда, его это никаким боком не касается, он и не должен как-то особенно реагировать, а мне и не нужны его реакции.

На мгновение остаюсь одна в кабине. Зажмуриваюсь, делаю глубокий вдох и, набравшись храбрости, выхожу вслед за тётей Таней. А та уже стоит рядом с мотоциклом, вертит головой — ищет хозяина, наверное, — но никого поблизости нет.

— Клава, — окликает возящуюся в крошечном розарии перед домом напротив соседку, а та вскидывет голову и прикладывает ладонь козырьком ко лбу. — Ты видела, чей это монстр?

— Не-а, — разводит руками, а с лезвия небольшой мотыги комьями осыпается влажная земля. — Мы ж вместе на рынке были. Ничегошеньки я не вида?ла.

Чем внимательнее присматриваюсь к мотоциклу, тем отчётливее понимаю — он другой. Отличается от того, на котором Крымский приезжал неделю назад. Не знаю, откуда я так хорошо это знаю — у меня ведь не было времени разглядывать в деталях байк Артура, — но внутренний голос на все лады орёт: не он, Злата. Это не он.