Шизумаат уперся ладонями в окровавленные камни, оттолкнулся и сел на корточки; утренний свет Ааквы озарил его серое лицо.
— Поднял.
— Что же ты видишь?
Шизумаат поколебался, прищурился, глубоко вздохнул.
— Я вижу прекрасный утренний свет, который мы именуем Ааквой.
Эбнех наклонился над ним и прошипел в самое ухо:
— Является ли свет богом?
— Не знаю. Что вы подразумеваете, говоря „бог“?
— Бог! Бог — это Бог! — Одной рукой Эбнех схватил Шизумаата за плечо, другой указал на Аакву. — Не есть ли это Прародитель Всего? Шизумаат опустил плечи и медленно покачал головой.
— Я не знаю.
— А о чем говорит тебе твоя спина, Шизумаат?
— Моя спина говорит мне о многом, Эбнех. Она говорит, что вы недовольны мною; она говорит, что, если усердно хлестать по живому мясу, из него брызнет кровь; она говорит, что это больно. — Шизумаат поднял глаза на Эбнеха. — Но она не говорит мне, что Ааква — бог; она не говорит мне, что законы жрецов — священная истина.
Эбнех поманил двоих с розгами.
— Секите его до тех пор, пока спина не скажет ему всю правду.
Один из слуг в ответ развернулся и удалился в храм. Другой некоторое время смотрел на Шизумаата, а потом отдал розгу Эбнеху.
— Спина уже рассказала Шизумаату все, чему может научить его розга. Возможно, вы придумаете довод поубедительнее.
И второй слуга тоже развернулся и удалился в храм.
Эбнех смотрел вслед обоим слугам; потом он отбросил розгу и посмотрел на Шизумаата.
— Почему ты восстаешь против Ааквы?
— Я не восстаю. Я только говорю правду, которую вижу, или вы предпочли бы, чтобы я вам лгал? Послужило бы это на благо истине?
Эбнех покачал головой.
— Ты позоришь своего родителя.
— Невежество моего родителя не может служить доказательством существования бога.
Шизумаат опустил голову. Эбнех отвернулся и ушел в храм. Тогда Шизумаат взглянул на меня.
— Отведи меня к себе, Намндас. Я поставил ученика на ноги.
— Хочешь, я отведу тебя в твой дом? Шизумаат усмехнулся.
— Одно дело — когда меня бьют за то, что я понимаю правду, и совсем другое — когда родитель побьет меня за то, что я уже побит. Это получится уже не честность, а просто глупость.
Шизумаат закрыл глаза и упал мне на руки. Я потащил ученика из храма в свою келью за площадью…»
Джоанн выключила плейер.
«Это получится уже не честность, а просто глупость».
Послужит ли она своей цели, не приняв предложения Торы Соама? Остановит ли войну? Способна ли она вообще на что-либо, или ее удел — причинять страдания вемадах — таким, как Токийская Роза? Не упрямствует ли она ради призрачной цели?..
— Ну как?
От неожиданности Джоанн подскочила. Голос принадлежал Торе Соаму.
— Я думала, вы ушли.
— Выходит, вы ошибались. Что вы решили?
Джоанн немного поразмыслила и кивнула.
— Я перееду в ваше имение, Тора Соам.