Враг мой - дневной свет (СИ)

— Здравствуйте! — крикнула она, не в силах больше сдерживаться. Он сбежал со ступенек и радостно пошел ей навстречу.

— Здравствуйте! Уже начал беспокоиться, — он улыбнулся и пожал ей руку. — Как вы?

— Даже не знаю, — она опустила глаза, боясь обнаружить перед ним, как сильна ее радость. — Сын вроде в порядке, но я все равно встревожена. Мне просто необходимо с вами поговорить.

— Конечно, идемте, — он повел ее за руку, и это показалось им обоим таким естественным, что они и не подумали расцепить пальцы.

Чувства переполняли Галину до краев и ничем не напоминали ее прежние увлечения. Она шла за ним и уже знала, что нужна ему так же, как и он ей. Все просто и быстро. Та любовь, о которой она столько думала, как о безвременно усопшей, нашлась, воскресла и затмила собой все на свете.

Они сидели напротив друг друга, разделенные только столом. Говорить было необязательно. Ее душа отдыхала, наслаждаясь его ответным чувством, от тревоги, страха и боли; он почти засыпал, пригревшись в ровном свете ее глаз. Еще не были сказаны слова, после которых начинаются настоящие отношения, но они были так одиноки, и уже настолько взрослые, что поняли друг друга без слов.

Потом она рассмеялась. Он улыбнулся, недоумевая.

— Влюбленный доктор, наверное, забавное зрелище, сказал он тихо и взял ее за руку. Смех тут же стих. Она покачала головой, чуть всхлипнув.

— Я чувствую себя куда забавней.

— Это все слишком быстро, да?

— Так и должно быть! — она сжала его руку и зажмурилась, пряча слезы в ресницах. — Иначе и быть не может. Думала о вас всю неделю, а потом…словно плотину сорвало…Простите, — она отняла руку и вытерла глаза.

— Пойдемте, сходим в кафе. Здесь рядом, вам даже не придется перегонять машину.

— Пойдемте, — она поднялась, опять вытерла глаза и посмотрела на него очень серьезно. — Я не буду больше плакать.

— Будете, — он приобнял ее. Легонько, деликатно, словно напоминая и ей и самому себе, что не мешало бы подумать о приличиях.

— Это такое утешение? — от удивления он приостановилась.

— Вы будете плакать от радости, — тихо произнес он и вдруг обнял ее, крепко прижав к себе.

Она обхватила его руками, сцепив их за его спиной. От радости и вправду захотелось плакать.

Таких чудесных дней в ее жизни еще не было. После обеда, Анатолий пригласил Галину на прогулку, и она, безо всякого страха бросив машину у клиники, с радостью согласилась. День выдался летний, но не жаркий. Приятно было просто идти рядом, держась за руки, говорить обо всем на свете и дышать легким, с намеком на скорую осень, кристальным воздухом. Листья на деревьях парка, куда забрели они, не замечая ничего вокруг, были еще совсем зелеными, но какая-то невесомость, утонченность раньше времени заставляла их казаться золотыми.

Галина молчала, слушая тишину, и впервые не боялась, что чей-нибудь перепуганный крик вырвет ее из царства покоя и швырнет в реальность, туда, где говорить и двигаться нужно с особой осторожностью, а любить и слушать музыку запрещено.

Анатолий достал из кармана плаща семечки и стал бросать их визгливым воробьям и жирным, похожим на домашних курочек, голубям. Их деловитость всегда умиляла Галину, но времени полюбоваться на этих простых, незамысловатых созданий у нее никогда не оказывалось. Птицы устроили гвалт, и она рассмеялась вслух, вспугивая прожорливую компанию. Нет, таких дней никогда больше не будет! Могла ли она вообразить, что пойдет на свидание с мужчиной, от одного взгляда на которого подгибаются колени, станет хохотать посреди парка и кормить птиц?! Да ни за что в жизни! И что подумал бы ее сын, готовый убить любого, ступившего на его территорию, если б увидел, какой она была сейчас — красивой, беззаботной, влюбленной? Он захотел бы убить этого обворожительного доктора, ведь мама — это тоже его территория! И никто не смеет приближаться к ней.

— Мы встретимся в следующий вторник, — сказал Анатолий, выбрасывая остатки семечек и отряхивая ладони. Это был не вопрос — это была самая настоящая уверенность, и от понимания этого Галине стало и тепло и страшно. Почему тепло, объяснять не требовалось, а вот насчет страха…

Уверенность в голосе Анатолия означала только одно: он решил изменить их жизнь, а любые перемены сулили Галине массу проблем. Приближалась та стадия ее отношений с мужчиной, когда уже практически невозможно скрывать любовь от окружающих. Чрезмерная нежность, плавность движений, восторженный взгляд, звенящий голос — все это Дмитрий угадывал, прежде чем признаки влюбленности появлялись, и Галина успевала, приспособившись к крутому нраву домашнего тирана, хоть как-то замаскировать их.

— Без тебя я уже не смогу, — просто согласилась она. — Но ты знаешь, как мне будет трудно.