Враг мой - друг мой

Сын повторил недавние слова отца. Значит, он, хотя и не сразу, все же понял, о чем говорил с ним Умар. Хочется надеяться, что и весь остальной разговор обдумает и поймет. Астамир всегда долго думает. Он не только сердца, он привык еще и головы слушаться. А когда сердце к голове прислушивается и наоборот – решение обычно правильным бывает. Только сердце – это гнев, только голова – осторожность. Друг без друга они ничего по большому счету не стоят, они даже вредны, но вместе делают сильного и умного человека...

– Я разве говорю, что это плохо? – Беслан, как оказалось, ругаться не хотел, хотя попрепираться всегда любил. Но сейчас слишком незавидное было у всех положение, чтобы ругаться. Пусть и пообещали их всех сегодня же ночью вытащить отсюда, но каждый боец понимает в глубине души, что любое дело может по каким-то причинам сорваться. И потому даже Беслан соображал, что пока лучше всем держаться вместе. А там уж, когда судьба разведет всех, а она всех, конечно же, кроме отца с сыном, разведет, тогда уже ни дружба, ни ругань будут не нужны. – Я просто возмущаюсь, как так можно... В течение суток... Один другого спасает, а второй его за это ловит и арестовывает...

– Беслан, ты это сможешь понять только тогда, когда окажешься на моем месте... А на моем месте ты уже никогда не окажешься, потому что ты не офицер, и война в Афгане давно закончилась. Может, даст Аллах тебе столкнуться в жизни с подобным, тогда, надеюсь, поймешь...

– Я на твоем месте не окажусь... – все-таки показал Беслан свой нрав, первоначально сдерживаемый. – И не хочу оказываться... Никогда и ни за что... Я никого не спасал и никого спасать не собираюсь, мне бы самому спастись, и этому одному буду всю оставшуюся жизнь радоваться... А на спасителей и спасенных мне просто наплевать... Не нравятся они мне, ни те, ни другие...

– Обычно по жизни так бывает, что спасают именно того, кто сам спасает... Причем необязательно это двух людей касается... – заметил Астамир. – Ты спасешь одного, тебя, случай выпадет, спасет совершенно другой, незнакомый тебе...

– Много ты о жизни знаешь... – встал на сторону Беслана Анзор. – Не пожил еще по-человечески, а рассуждаешь... Там, за этими стенами, другая жизнь идет, которую ты не видел... Не в лесах и пещерах, а среди людей... А если не видел, то и с рассуждениями своими не лезь... По жизни бывает... Ты не знаешь, как по жизни бывает... Ты не знаешь, как по жизни все тебя почему-то «топят» и «топят»... Просто так, ни за что... И ни одного спасителя под руку не попадется... Все рядом – «топят»...

Астамир промолчал. Он в джамаате и в самом деле самый молодой, хотя двадцать восемь лет в годы молодости самого Умара – это было много. В этом возрасте у Умара уже два старших сына родились и старшая дочь... И потому отец не стал за Астамира заступаться и встревать в спор о жизненном опыте. Он сам всегда свой опыт предпочитал. Благо, он у него был богатым...

– А эти, «кладовщики»... – подал вдруг голос вроде бы спящий до того Мовлади. – Они не обманут? А то мы готовимся, а они наплюют на нас и бросят здесь...

Он спросил и после этого только от стены отвернулся и сел.

– А ты тогда на них наблюешь... – сказал Беслан.

– Ищи их потом... – проворчал Мовлади. – Вместе с их свининой... Я водку не пью, а блюю только со свинины...

– А тебе и искать не надо будет. Тебе их следаки на очную ставку под конвоем приведут... – сказал Анзор. – Так же, как и тебя самого... Если они тебе сбежать не помогут, на очной ставке им все претензии и выскажешь... Нужна им эта очная ставка? Когда их в соседнюю камеру с тобой посадят... Нужно им это?..

Анзор говорил не слишком уверенно, он, кажется, хотел, чтобы его тоже успокоили и уверили, что очная ставка «кладовщикам» не нужна, что она им ну просто никак не по нутру. Тогда и назначенного для побега времени можно будет ждать спокойнее...