Враг мой любимый

Рядом со мной сидела юная Печерникова вместе с братом. Девушка заливалась слезами, а Антон пытался ее утешить, хоть и трясся сам как осиновый лист, чем вызвал у меня волну презрения. Я с трудом сдержалась, что бы не сказать юноше, что считаю его трусом, что вместо того что бы прятаться здесь, в карете, он мог бы помочь, таскать ведра с водой.

Анна прятала лицо у него на груди, платье висело на ней жалкими обгоревшими лохмотьями, она громко причитала, о том, что напрасно, приехала на «эту свадьбу».

Я повернула голову и посмотрела на горящий дом, на ад, который там царил. Все бегали, кричали, выносили раненых и мертвецов. И мне стало страшно, а вдруг с Гришей случилось что-то ужасное. Вдруг, он лежит раненный и зовет на помощь, а я здесь сижу, сложа руки.

Я решительно встала, вылезла из кареты. Не буду ждать неизвестно чего, я найду лейтенанта сама. Может быть, мои скудные знания в медицине пригодятся, нужно помочь раненым, оказать первую помощь. Я решительно направилась к полыхающему и утопающему в черном дыму, зданию. Люди сновали туда-сюда, бегали солдаты, давая распоряжения, я ускорила шаг, но тут ей преградили дорогу.

– Дальше вам нельзя, немедленно вернитесь в карету, сударыня!

Посмотрела на мужчину, измазанного в сажу, в обгоревшем нарядном камзоле, покрытом копотью, и подумала, что где-то она его уже видела. Что он кого-то смутно мне напоминает. Да ведь это Глеб Сергеевич Никитин, брат Гриши…Это он был тогда на корабле. Он так же причастен к моему побегу.

– Сударь, Господи, какое счастье, что это вы? Вы меня узнали?

–Да, конечно я вас узнал, Екатерина Павловна. Немедленно вернитесь в безопасное место! – мужчина серьезно посмотрел на меня и показал жестом в сторону карет и экипажей.

– Глеб Сергеевич, умоляю, скажите мне, где он? И я уйду! С ним все в порядке? Он жив? – я вцепилась в рукав его камзола, и с отчаяньем в глазах заглядывала в лицо капитана.

– Конечно же, ваш муж жив, сударыня. Он просто ранен, порезался битым стеклом, немного обгорела одежда, его унесли. Возможно, даже, уже везут в поместье на озере.

Он попытался освободиться от ее цепких пальцев. Но она впилась в его руку еще сильнее.

– Нет, это мне не важно. Где ваш брат? Что с ним? Он цел?

Глеб в недоумении посмотрел на девушку.

– Конечно, цел. Вон он, видите, спасает раненых.

И граф показал пальцем на лейтенанта, несущего на руках девушку в алом платье, которая обхватила его шею обеими руками и прижалась к его груди. Я разжала пальцы и отпустила руку Глеба, с болью проводила глазами Гигория, который бережно нес Татьяну Завадскую, прильнувшую к нему всем телом.

– Да вижу…– пробормотала побелевшими губами – спасибо.

Я медленно пошла обратно к карете, а старший Никитин проводил меня долгим взглядом полным недоумения.

Вернулась в свою карету и Анна Печерникова тут же накинулась на меня.

– Где вы ходите? Мы изволновались! Приходил слуга от вашего мужа, нас попросили отвезти вас в дом у озера. Николай Артемович ранен, его уже увезли на вашей карете. Брат хотел пойти вас искать.

–Отчего же не пошел? – спросила и обессиленно откинулась на мягкое сиденье. А потом посмотрела на дрожащего юношу.

Антон избегал моего взгляда и нечего не ответил.

– Вот она я. Поехали, чего мы ждем теперь?

Только сейчас я почувствовала, как сильно устала,а перед глазами граф несет на руках княжну Завадскую. Что ж эта особа одержала верх, она могла себе позволить то, о чем, я и не мечтала. Оказаться в объятиях Григория Никитина. Татьяна молода, свободна, а я теперь чужая жена. Презренная лгунья и обманщица. Все, хватит, скорее домой к Марте. Там я буду плакать, сколько мне захочется, спрячу лицо на мягкой груди кормилицы и дам волю слезам. Одно хорошо, эта проклятая свадьба, наконец-то закончилась. А ночью…ночью я сумею за себя постоять. Нужно набраться сил.

Показались повозки с пожарниками, вслед за ними кони тянули бочки с водой, паровые и ручные насосы, свёрнутые пожарные рукава и прочее снаряжение. Но огонь уже так разбушевался, что вряд ли удастся спасти роскошное поместье, разве что просто усмирить пламя и потушить его, оставив тлеть и дымиться руины именья моего мужа. Но я не сожалела о том, что этот дом сгорел. Для меня он был тюрьмой все эти несколько недель, теперь я вернусь к Марте и Савелию.

Чужая жена…чужая. А мой любимый враг теперь ненавидит меня и презирает.

Эпилог