Тем временем Островская вынесла семерых из двадцати — меньше, чем предыдущий лидер экзамена. Однако продержалась она чуть дольше Голицына — две минуты двадцать секунд. Дерзко вскинув подбородок, она сдала шлем и броню и скрылась под трибунами. Совсем скоро подошла очередь Розы. Мы с Генкой пожелали ей удачи, и, судорожно стискивая пальцы, она спустилась на арену. Рогозин помог ей надеть защиту, стрелка секундомера побежала, и солдаты уже привычно стали наступать, жертвуя парой человек, чтобы определить силу студента. Напряженно сведя брови, Роза выставила руки им навстречу, и из ее ладоней вырвался густой сияющий синевой поток. Броня одного из солдат еле заметно покраснела, и он пошатнулся. Остальных же даже не задело, и после паузы они ринулись к ней всей гурьбой, сообразив, что у нее не так много сил. Роза лихорадочно завертелась по сторонам, швыряя в наступающих синим свечением.
— И куда полезла, — раздался смешок за спиной, — от силы ж пятерка!
— Да какая пятерка, — небрежно бросил второй метателей ножей, — на троечку еле тянет. С такой магией только сортиры драить!
Следом оба заржали. Не выдержав, я повернул голову.
— Делитесь своим ценным мнением потише.
— А то что, — ухмыльнулся первый, — плюнешь?
— А что, — бросил я, — есть какие-то сомнения?
— А я, — Генка резко повернулся, — могу и огнем вдогонку полыхнуть!
— А мы думаешь, — недобро прищурился второй, — ничего не можем?
Тут на нас зашикали остальные, требуя не мешать. Мы с Генкой повернулась обратно как раз в тот момент, когда Розу повалили на землю, и ее броня стала кроваво-красной. Стрелка секундомера замерла на сорока секундах, а табло над ним сообщало о двух поверженных противниках. В принципе, не так и плохо — с учетом, что у некоторых из первокурсников не было вообще ни одного.
Солдаты на арене в очередной раз сменились, чтобы гоняться за студентами с новыми силами, и вместо одной половины взвода вышла другая, на вид абсолютно идентичная. Мужчина со списком зачитал новое имя, и экзамен сразу же продолжился.
— Визирь, что ли? — невнятные разговоры сзади стали гораздо громче, когда Генка на арене выпустил мощное пламя, сразив им сразу троих. — Что-то слишком хорошо для безродного…
— Так он же тоже Голицын. Не знал?..
Под победное гудение уловителей Генка вынес своим огнем больше всех противников — девять из двадцати. Но не дотянул всего пары секунд до двух минут, когда его завалили метким ударом в голову. Таким образом, у него, его брата и сестры Нины были лучшие результаты — как и в первой части практического экзамена. Бодро вскочив с песка, он отдал Рогозину защиту и, ободряюще помахав мне, скрылся под трибунами.
Через пару студентов подошла и моя очередь — последнего сдающего экзамен.
— Матвеев Александр, — громко зачитал мужчина со списком.
Встав с места, я направился к спуску на арену.
— Даю десять секунд, и его раскатают, — ударил в спину голос одного из метателей ножей.
— Ну не знаю, — ехидно протянул второй, — я бы дал пять…
Они дружно заржали. Следом раздался и хохот остальных на их скамейке, явно наблюдавших мои недавние попытки с манекеном. Стараясь не отвлекаться, я спустился на песок и подошел к Рогозину, который вытащил из ящика очередную сверкающую броню — их здесь меняли в перерывах между студентами.
— Нокаут будет считаться за урон? — спросил я, пока он крепил мне на грудь эту защиту.
— Какие слова ты знаешь, — хмыкнул Рогозин. — Думаешь, они будут стоять и ждать, пока ты их кулаками уложишь?
Нет, ждать они не будут. Я найду им занятие повеселее.
Глава 12. Двадцать к одному
Я чеканил шаг к центру арены, чувствуя, как броня давит на грудь и плечи, а шлем — на голову. Однако думать он, к счастью, не мешал. На трибунах повисло молчание. Солдаты на песке снова сгрудились, сопровождая меня глазами. Один я и двадцать их — экзамен явно демонстрировал превосходство мага над обычными людьми. Легко быть сильным, когда другие заведомо слабее тебя. Вот только если противники объединятся в систему, которая мощнее тебя, они тебя вынесут — что этот экзамен тоже отлично демонстрировал. Так что сила не главное. Главное — уметь пользоваться своими преимуществами.
Чтобы победить, мне не нужно атаковать — руками, по крайней мере. Я атакую иллюзией их мозги, а дальше они все сделают сами. Нужно лишь подцепить их всех — всех двадцать разом превратить в подвластных мне кукол. Однако, сколько я ни всматривался, общей эмоции у солдат по-прежнему не наблюдалось — одни были раздражены, другие сосредоточены, третьи попросту хотели подраться. Похоже, придется вызвать общую эмоцию самому — с помощью старой доброй провокации.
— Ну что, — бросил я, приближаясь к центру арены, — думаете, вы меня завалите?