Пять лет Костакис жил на Западе, его удивительное собрание русского авангарда 20-х кочевало от одного музея в другой, интерес к нему возрастал вместе с фантастическими ценами. Пожар — пожаром, но Костакис сумел вывезти чемодан «зверят». Я задавал себе вопрос — когда же будет выставлен и продан этот чемодан? Мы надеялись и ждали «широкого жеста». Обладая «баснословными суммами», как писали газетчики, обширными связями в мире культуры, политики и финансов, Костакис пальцем не двинул, чтобы прославить своих любимчиков, «Толечку» или «Димочку», Он прожил еще десять лет, но выставки так и не сделал. Он считал себя православным верующим, крестился на все углы, но Зверева не прославил и не поднял.
Страх или расчет?
Заложник «баснословных сумм». Ни дерзновения, ни чуда!
Вот прохвост!
В коротких мемуарах, выпущенных в 1994 году, Костакис постарался все переврать и запутать.
С выставки в Лондоне (1985) был продан один «Лесной пейзаж» А. Т. Зверева за хорошие деньги — 6 тысяч фунтов. Чек на полторы тысячи получила Аида.
Издатель Толстый, пламенный защитник замордованной эмиграции, пытался свести счеты с Аидой, но владелица «Лесного пейзажа» Римуля Городинская и ее муж поэт Хвостенко пошли на попятную, отказавшись от показаний на «воровку» выручки. Ведь могло быть и так, что деньги Аида «забрала за многочисленные долги Римули и ее мужа-бездельника», как она заявила.
Бард Хвостенко образно выражался об Аиде: «Не баба, а поганка», но смирился, в скандал не полез.
Не получила своих великолепных «яковлят» и пианистка Ирина Ермакова. Они навсегда застряли в кладовке Сычевых.
На Новый год (1985) Аида, встречая избранный, приглашенный народ, возмущалась:
— Я не раз говорила, что Амальрик не пророк, а клептоман! Стащил у меня книжку про варягов, взбаламутил людей своими дурацкими прогнозами и глупо погиб за рулем!
Супруга покойного мыслителя Гюзель Мукидинова, терпеливо сосавшая цыпленка в чесночной подливке, яростно бросила кость на стол:
— А ты, Аида, кликуша и провокаторша! Сводишь людей, а потом обманываешь!
Андрей Амальрик, сочинивший дискуссионное эссе под названием «Доживет ли СССР до 1984 года», ошибся всего на год.
11 марта 1985 года в Москве состоялся внеочередной Пленум Центрального Комитета КПСС, единодушно избравший Генеральным Секретарем Михаила Сергеевича Горбачева, по мнению народа, «британского шпиона» и «разрушителя великой России».
Летом того же 1985-го мне захотелось побывать в лесном русском лагере, основанном «витязями» в 30-е годы. Лагерь «Орел» располагался на берегу Атлантики, в песчаных Ландах. Надо было ехать до Бордо, оттуда до станции Дакс, где безлошадных отдыхающих подбирал шофер лагеря Николай Николаевич, молчаливый тип из осевших на юге «власовцев». Все мои попытки выбить из него связный разговор разлетались как об стенку горох. Эти навсегда испуганные дезертиры Красной Армии всех подозревали в шпионаже. Вероятно, свою подругу повариху Клаву шофер считал советской разведчицей. Он мог быть моим земляком, служить в бригаде Брони Каминского, но все прошлое для него было сплошной паникой и бегством от самого себя.
До войны «Орел» был процветающим молодежным центром со своей часовней, расписанной знаменитым И. Я. Билибиным, административным зданием, где жили основатели и владельцы лагеря семья Лебедевых, и рядом деревянных бараков в густом сосновом лесу, напомнивших мне пионерский лагерь в брянском Брасове.
Сначала лагерь был исключительно русским по составу, с ежедневным богослужением, подъемом «триколора» и песнями казачьих станиц, но в мое время он стал интернациональным «домом отдыха», густо перемешанным молодыми немцами, приезжавшими парами на могучих мотоциклах, и в меньшей степени французами, учившими русский язык.
Шоссейной дороги к океану не было, и купальщики с сумками на плече по колено в песке километра два-три шли по лесу, пока не открывалась величественная и грозная Атлантика. У кого был могучий «катр-катр», то можно было пробраться автомобилем прямиком к океанской волне. Во время прилива океан выбрасывал на песчаный пляж кучи всевозможного мусора, и смотреть на черные коряги, украшенные пестрыми целлофановыми пакетами, было не очень приятно, но пляж потрясающей широты и пустоты — десять километров налево и десять направо без единого строения — был раем для дикарей и нудистов. Любители дикой жизни могли спокойно разгуливать весь день голяком, прятаться от ветра в дюнах, купаться и загорать.
Жаркий и влажный климат. Загар ровный, золотистого тона без ожогов. Бойтесь коварной океанской волны. В отлив она уносит самых сильных пловцов без возврата, но в прилив могут купаться грудные дети.