Враг народа. Воспоминания художника

«Угроза выгонки „артклош“ в марте 1986 года усиливает нашу деятельность. В серии больших персональных выставок, которые мы планировали на конец 1985-го — начало 1986 года, первым представляется Валя Воробьев, член нашего сообщества с 1982 года, художник неукротимой энергии и искрометного таланта в живописи. Его часто называют „патриархом“ русского современного искусства, потому что в начале 60-х начинал с кучкой своих единомышленников тот странный и самобытный эксперимент в СССР, результаты которого до сих пор по-настоящему не оценены.

Легче всего Воробьева запихнуть в одну из школ современного „экспрессионизма“ с красочным, неожиданным анекдотом, однако картины, которые он производит в впечатляющем количестве, гораздо сложнее по содержанию и замыслу, и пусть публика, которой мы рады представить художника, оценит его живописные достижения последних лет. Президент „артклош“ Николай Павловский».

18 декабря 1985 года я привез ящик лампочек, вставил в патроны ворованного электричества, открыл бочонок красного вина для гостей. Бродячий джаз-банд, приглашенный меценатом сквата Галей Мидовской, наяривал абстрактные мелодии, руководящая верхушка А. К. И. о чем-то таинственно шепталась в углу. Постоянный сторож дома «колонель» Понпон угощал людей вареными куриными яйцами. Академик Бугрин в сверкающих, хромовых сапогах загонял женщин в свою неприступную крепость с изображением обнаженного Аполлона, керамист Зеленин выжидал появления богатого филантропа. Американец Олег Соханевич, уцепившись за бочку с вином, любовался своими бицепсами. Фотограф Валька Тиль раздавал пришедшим свой телефонный номер.

Три русских издателя, Стацинский, Толстый и Шелковский, не здороваясь друг с другом, вертели магические зигзаги в толпе приглашенных.

— Я говорю вам, — собирая вокруг себя доверчивых женщин, шептала Аида, — идет Армагеддон!

— Сорок лет живу, а русских понять не могу, — неразборчиво бубнил пьяный Басмаджан.

— Если бы ты понимал, то столицей Шестой Части Света был бы Ереван, а не Москва, — внушала ему Сильва Бруй, крупная барыня русской диаспоры.

На вернисаж пришел депутат и бывший адмирал. Кто-то приценился к одной вещице.

Глухой ночью незнакомые террористы ворвались в депо, выкрутили все лампочки и порезали пару картин.

И поделом — не лезь на рожон!

Так скорбно и на минорной ноте закончился 1985 год, ставший высшим взлетом богемного сквата, концом его апостольской эпохи.

Трогательные и пустые статейки в популярных газетах, протест партийной оппозиции, приезд в скват знаменитого комика Колюша, выдвигавшего себя в президенты республики, не спасли от неминуемой гибели занятное учреждение.

Строительной компании, купившей землю и дом, было наплевать на газеты и комиков.

Артистов у ворот поджидали не успех и деньги, а острые ножи бульдозеров, готовых по первой команде десятника расправиться с эфемерным сходбищем неизвестных личностей.

Часть десятая Лидеры международных смотров

Я думал, что гипотенуза — Река Советского Союза.

Самуил Маршак, 1953

1. Входа нет

Игорь Сергеевич Шелковский жил и учился рисовать в Москве, однако в известных пунктах подполья: «студия Белютина», «академия Васьки-Фонарщика», «поселок Лианозово», «тарусская коммуна», «движение Нуссберга», «сретенский чердак» — не был замечен. На выставках господствующего вкуса его также не видели.

Созидатель — фантом!

В Москве со времен НЭПа существовал Изотехникум имени 1905 года, выпускавший учителей рисования общеобразовательных школ. Туда шли детишки московской бедноты и городского мещанства без средств и связей. Этот техникум прошел Игорь Шелковский. Очевидно, он пытался пролезть в художественный институт высшего калибра, но не проходил конкурс. Сведений о времени его ученичества у меня нет, но в короткой «автобиографии», частично опубликованной в «Русской мысли», есть сообщение об исторической и, надо считать, судьбоносной встрече студента изотехникума с американским гражданином Давидом Бурдюком в 1957 году. Если верить этому рассказу, то решительный молодой человек тайно проник в закрытую гостиницу «Москва», где разыскал «отца русского футуризма», тридцать лет не видавшего простых советских людей, и показал ему свои художественные опыты.

Конечно, умеючи можно пройти мимо суровой стражи, обменяться валютой с приезжим иностранцем, но спрашивается, зачем лезть на рожон? Ведь за такие встречи давали срок. Старый Давид Бурлюк мог отделаться легким испугом и допивать с друзьями юности, Асеевым, Шкловским, Кирсановым, а бедный студент париться в сибирской тайге!

Хотя никаких данных о встрече Бурлюка с Шелковским у нас нет, будем считать легендарный факт первым посвящением молодого начинающего авангардиста в подлинное искусство.

После знаменательного посвящения в гостинице «Москва» следы мужественного артиста теряются в российской глубинке на десять, если не все пятнадцать лет. Человек пропадал на заработках и тайком творил для себя.