В давнем споре с Пушкиным, — сатирическая новелла «Памятник печке», где мишенью глумления служит сборная эмиграции, Холин и, следовательно, Пушкин предлагают мудрое и гуманное решение — памятник ставить не им, а согревающей пищу и человечество железной буржуйке нищеты, горячей печке, за что я искренне аплодирую обоим поэтам.
«Теть твою меть!»
К старому поэту пришел настоящий издатель глянцевых книг. Демократ и частник. До солидных денег еще далеко, но храбрецы дают тираж читателю.
В прозаической новелле «Иерусалимский пересказ» — речь идет о барачном маскараде с участием чертей, солдат и Сталина — вдруг явились знаки особого, восточного зарева. В 77 лет поэт додумался, что составители библейского свода, допотопные герои человечества, жили на грешной земле неспроста, у них был свет и, возможно, цвет.
Однако в отряд валютного авангарда, как ряд его учеников, Холин не попал, — и стар, и не нужен.
В загадочной поэме «Великий праздник» он заканчивает: «Среди непришедших Холин, среди умерших Соостер».
Да здравствует Холин!
В табели о рангах Эрик Булатов и Олег Васильев с их школой «фотореализма» занимают первенствующие места в мировом искусстве. На тернистой беговой к мировой славе им пришлось много потеть и прятаться. Они идут вместе с давних пор, дублируя друг друга, как космонавты одной бригады. Небывалая редкость в наш атомный век.
Они отлично знают, что такое совершенная техника классицизма и современные эксперименты.
Доступная мне газета «Либерасьон» оценила выставку русского чужака Булатова (ноябрь 1988 г., Бобур), как «вот это настоящий художник!» — высшая похвала в наше время.
В 1959 году в салоне Сашки Васильева у Большой Синагоги на Солянке картинки Эрика Булатова «под Фалька» — бутылка, стакан, вилка — меня совсем не тронули. Такое баловство позволялось всем членам «изофронта», но в начале 60-х Булатов и его напарник Олег Васильев начали играть с огнем. Одной рукой они рисовали иллюстрации для детей, а другой «чистые абстракции». Мы листали иностранные журналы и видели подобные изображения у американцев, но в таежной Москве эти художники смотрелись опасными смутьянами. На просмотр жестких, черно-белых изображений тянулся любопытный народ. Работяги и тихони, они держали определенную дистанцию с «дипартом» андеграунда. В 1970 году их вещи попались на глаза «парижской тетке» Дине Верни. Тогда парижанка предпочла Эрика Булатова. Возможно, «лицо кавказской национальности» (осетин? чечен? ингуш?) Булатов приглянулся ей больше чем суровый викинг Васильев, хотя их работы можно выставить в один ряд и под одним именем без ошибки. Абстрактные работы Булатова, попавшие в руки Дины Верни, я выставлял в Гран Пале в 1978 году в рамках «русской абстракции». Потом художники ввели изобразительный, банальный мотив в комбинации шрифтового лозунга — «Входа нет», «Слава КПСС» и т. д. Областная самобытность по теме — «Россия во мгле».
Благоразумно уклоняясь от «чемоданных выставок» за границей, где особо усердствовали наши чешские друзья, и «бульдозерных пустырей», где беззащитные картинки кромсали пролетарскими лопатами, они усидчиво рисовали свой мир, дожидаясь своего часа, прозвеневшего с нагрянувшей перестройкой. В один миг пятидесятилетние затворники взлетели наверх, в музейный ряд по рекомендации знаменитых банков.
Какой враг народа подложил свинью под могучее здание «изофронта»? От одного удара молотка «мистера Сотбиса» 7 июля 1988 года посыпались щепки и гайки ядерной державы.
Никому не известный босяк Гришка Брускин принес стране 400 тысяч «гринов», доход невиданный за 70 лет существования державы. К счастью, государственная кража была первой и последней в XX веке. Уже через год разобранные Западом доходные художники показали Кремлю большой кукиш.
Коммерческая победа маргиналов и самоучек свидетельствовала об их полном и несомненном превосходстве над маломощной бандой дармоедов «колхоза советских художников». Искусство, замаскированное под детскую графику, оказалось не кружком «ликбеза», а столбовым движением мирового искусства. «Черные цыплята» подполья мгновенно выросли в орлят. Олега Васильева забрал Нью-Йорк. Эрик Булатов предпочел тихий Париж. И Москва рядом, и жена боится самолетов.
К приезду М. С. Горбачева (1991) Париж готовил эстетический сюрприз. Для долгожданных гостей надули дирижабль с надписью «перестройка». Автором шрифтовой композиции стал Эрик Булатов, а декор поручили молодой американской «суперзвезде» Кейту Харингу. Появление советских гостей совпало с массовой демонстрацией больных СПИДом. Демонстранты решили, что в небо заброшен рекламный презерватив как эффективное средство борьбы с моровым поветрием.
Избранник перестройки Юрий Желтов, мастер высокого, геометрического напряжения, глядя в небо сказал:
— А вот и русский цыпленок над Парижем!
Русские «цыплята международных смотров» появились на Западе в подозрительные пятьдесят лет, но за десять лет западных удобств они смогли многое сделать в искусстве, не изменяя своим принципам, разработанным в глубоком подполье.