Враг неведом

Конрад вновь сидел на самом краешке кресла в кабинете его высокопревосходительства верховного координатора. На столе Исайи валялась небрежно скомканная сводка. Что в ней, Конрад знал — двое парней, прошедших кланы, погибли, участвуя в отражении попытки прорыва Умников к трассе монора, связывавшей центр со Звёздным Портом; ещё один покончил с собой, приняв смертельную дозу галлюциногенов; одна из только что прибывших девушек, едва столкнувшись с тем, что магия не действует, и оказавшись в непосредственной близости от Сенсорики, вдруг завопила “Сила! Сила!” и слепо бросилась вперёд; её расстреляли огнём в спину.

Разумеется, все эти чёрные вести немедленно становились известны и вождям оппозиции. Было, правда, и другое — из новичков пятеро мужественно восприняли бездействие своего чародейства и отважно сражались, отбивая приступы Умников. Многие девушки из кланов стали пользовать раненых, и толку от их мазей с примочками зачастую оказывалось больше, чем от экспресс-аптечек.

Но неудачи всё равно пока перевешивали. И недоброжелатели не преминут этим воспользоваться. Положа руку на сердце, Конрад не видел иного выхода, кроме военного переворота. Только так ещё можно было сохранить хоть какую-то надежду сдерживать натиск Умников и в дальнейшем. Конрад пережил не одного главнокомандующего, не одного начальника боевого участка и ротного командира, и знал — только верховный координатор Исайя Гинзбург мог свести воедино разрозненные части, превратить рыхлую толпу стариков в организованную и крепкую армию ветеранов, раз за разом бьющую зелёный молодняк. Не станет его — и те же люди, при том же оружии и тех же командирах, не выдержат первого серьёзного штурма. Почему, отчего — Конрад не задумывался. Он был тактиком, не стратегом. Стратегия оставалась уделом Исайи, и Конрад твёрдо верил в него.

Может, именно поэтому он и продержался в доверенных лицах его высокопревосходительства так долго. Конрад не был соперником. Никогда. Он мог командовать отделением, взводом, даже ротой — или боевым участком, как сейчас, — но не думал ни о чём большем.

— Твердислав вернётся, Конрад. — Исайя сидел, не поднимая глаз от какой-то странного вида маленькой книжечки в зелёной клеёнчатой обложке. — Он не может не вернуться. Слишком сильна Вера. Он не согнулся и не сломался, как остальные. Он борется. Пытается оживить магию. Пошёл к Умникам — стремясь узнать про них всё сам. И нам следует ждать его возвращения. На случай же возмущения в Совете… Мне кажется, я смогу убедить колеблющихся. Не стоит прибегать к крайним мерам — мой принцип: не совершать необратимых поступков; а то, что вы предлагаете, Конрад, как раз из их числа. Мы сделали всё от нас зависящее — так давайте же теперь перестанем волноваться и переживать. — Он устало улыбнулся. Прикрыл глаза ладонями и вдруг стал цитировать — вроде бы “Откровение Андрея Богослова”, но со странно изменёнными словами:

“И услышал я голос с неба, говорящий мне, напиши: отныне блаженны мёртвые, умирающие в Господе. Ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их вслед идут за ними”.

Конрад гордился своим знанием древних верований. “Откровение Андрея Богослова” — самая известная среди крестианских священных писаний, но слова, слова… Какая-то малоизвестная редакция? Забытая секта? Крестиане яростно доказывали, что пророк их, казнённый прибиванием к кресту, не умер, а воскрес — однако, похоже, сами были не слишком в этом уверены, и даже самые священные из их книг — Евангелия — расходились в этом вопросе, не приводя ни одного прямого доказательства или хотя бы “свидетельства очевидца”…

И к чему координатор вспомнил эти полузабытые сказки?

— Возвращайтесь на своё место, Конрад. — Исайя энергично потер глаза. — Возвращайтесь. Я очень надеюсь, что в ближайшие два-три дня Умники активизируются… ну хотя бы на участке Сергея Иванова. По моим данным, они усиленно стягивали туда тяжёлое оружие.

— Вот когда штурм был бы кстати! — проскрипел Конрад.

— Правильно. Но — да минет нас чаша сия! Хорошо бы не штурм, а так, небольшая стычка. Иванов ни за что не покинет свой участок, если только на нём не спокойно, как в могиле.

— Разрешите идти? — Его высокопревосходительство упрям, как всегда. А если Умники не станут штурмовать? А если даже и станут — в Совете найдётся немало смутьянов и помимо неукротимого великана.

— Разрешаю, Конрад. И смотрите, чтобы всё было тихо у вас самих!

* * *

Рассвета Твердислав ждать не стал. Слишком жутко сделалось. Так страшно, как, наверное, не было даже в подземельях Острова Магов. Милые, славные, смешные обитатели древесного городка, так похожего на нарядную детскую игрушку, закончили ночь битвы тем, что при свете факелов тщательно собрали все тела крылатых — и раненых, и умирающих, и уже умерших. А собрав, устроили пиршество.

О, что это было за пиршество!