Враг за Гималаями

— Вряд ли. Их интересы лежат в совершенно иной сфере. (Один сосед Донцова торговал щенками с фальшивой родословной, а другой разводил мышат для состоятельных владельцев кошек.)

— Тогда ничем не могу помочь. — Дама-лингвист даже не сочла нужным изобразить сожаление.

И тут Донцова осенило.

— Отправьте текст на мой служебный компьютер, — торопливо сказал он. — Пижон, который находится рядом с вами, должен знать его адрес. А я туда быстренько подъеду.

— Вы Сашеньку имеете в виду? — поинтересовалась женщина.

— Именно его, — подтвердил Донцов.

— Ах, он такой очаровашка. Помогал мне переводить текст. Очень способный мальчик… Не хотите ли поговорить с ним на прощание?

— Пусть возьмет трубку.

Процесс передачи трубки продолжался довольно долго и сопровождался смачными звуками, одинаково похожими и на крепкие поцелуи, и на легкие пощечины. Потом вновь раздалось сакраментальное: «Привет». Репертуар Цимбаларя сегодня не отличался разнообразием.

— Тебя когда назад ждать? — поинтересовался Донцов.

— Никогда, — с пафосом ответил коллега. — Я решил сменить профессию. Хочу стать лингвистом. И не простым, а этим… как его… этимологическим.

— Я серьезно спрашиваю.

— Завтра утром буду как штык. А сегодня прошу не беспокоить. Мне поручено сказать тост в честь эскимосскою языка. Хочешь послушать?

— Нет. Ты лучше мне на один вопрос ответь. Только честно. Правда ли, что меня считают неизлечимо больным?

— Ходят такие слухи. — Веселость Цимбаларя сразу улетучилась.

— А что конкретно говорят?

— Про метастазы всякие… Дескать, опухоль твоя уже в мозг проникла. Только ты этой туфте не верь. Про меня, например, одно время говорили, будто бы я педераст. Представляешь?

Дальше Донцов слушать не стал.

В нарисовавшейся ситуации имелся один любопытный момент. Почему, спрашивается, столь серьезное и запутанное дело поручили смертельно больному человеку?

Ответ, что называется, лежал на поверхности. Именно потому и поручили. Чтобы потом лишних разговоров не было. Никто так не умеет хранить чужие тайны, как мертвец…

Читать текст с экрана монитора Донцов страсть как не любил — во-первых, не мог по-настоящему сосредоточиться, во-вторых, в глазах после этого долго мерцали черные мушки, — а потому, связавшись по телефону с помощником дежурного, упросил того загодя принять и распечатать электронное сообщение, если, конечно, найдется свободный принтер, которых в отделе было раз, два и обчелся.

Несмотря на поздний час, половина окон в здании светилась. Старшие служб и карьеристы всех мастей маялись на рабочих местах, ожидая, когда свой кабинет покинет полковник Горемыкин, который в это время, вполне возможно, занимался какими-нибудь пустяками, к служебным вопросам касательства не имеющими, — например, играл на компьютере в стрелялки-догонялки или делал массаж секретарше Людочке.

Поблагодарив помдежа, Донцов заперся в кабинете, отложил в сторону рацию, с которой не собирался расставаться до самого утра, и бегло просмотрел то, что под чутким руководством Саши Цимбаларя выдали на-гора ушлые лингвисты-полиглоты.

На первом листе было всего лишь несколько слов, сгруппированных в центре, но по смыслу почти не связанных. На втором чуть побольше. На третьем листе пара фраз уже читалась, и так вплоть до десятого, где отсутствовали только верхняя и нижняя строчки. Все это было следствием поджога, устроенного стариком Лукошниковым на кухне.

Приблизительно в таком же состоянии находилась и дюжина заключительных листов, но полсотни остальных, чей текст полностью уцелел, могли в случае удачи раскрыть все тайны, над которыми целую неделю бился майор Донцов.

Первая более или менее внятная фраза имела такой вид: «…немного лет, но реально я прожил в десять раз больше».

С этого места Донцов и начал чтение.

ГЛАВА 17 РУКОПИСЬ, НАЙДЕННАЯ В ДУХОВКЕ

«…немного лет, но реально я прожил в десять раз больше. Долгая жизнь убивает само желание жить, истощает разум, стирает память, порождает неприятие окружающей действительности, вызывает отвращение к самому себе.

Мне думается, что причина этому вовсе не переизбыток впечатлений, чаще всего негативных, и не тяжкий груз жизненного опыта, а процесс старения сам по себе. Лишь немногие могут радоваться жизни в восемьдесят лет. Когда на первый план выходят чисто физиологические проблемы — как на подгибающихся ногах добраться до туалета, как негнущимися от артрита пальцами расстегнуть ширинку и как потом помочиться вопреки простатиту, уретриту и мочекаменной болезни, — вопросы духа неизбежно отступают на задний план.

В этом смысле я нахожусь в гораздо более выгодном положении, чем обычные люди, чье тело и душа естественным образом спаяны. Мое сознание не устает впитывать все новые и новые знания, а физическая немощь, обусловленная старостью, не грозит, поскольку в силу известных причин я воплощаюсь только в людей цветущего возраста, способных выполнять (и активно выполняющих) детородные функции.

Дабы не возвращаться к этому вопросу в дальнейшем, могу кратко пояснить, что имеется в виду под "известными причинами».