В Китае шла тогда гражданская война: борьба северян – «белых», и южан – «красных». С благословения правителя Маньчжурии, маршала Чжан Цзо-лина, цицикарский генерал У задумал поход против генерала Фына, которого в это время поддерживали большевики, надеясь с его помощью советизировать Китай. Начались передвижения мукденских и цицикарских войск. КВжд приобретала значение стратегической дороги. Чтобы помочь Фыну и помешать переброске «белых» войск генерала У, Москва приказала управляющему КВжд Иванову спровоцировать на дороге конфликт и прекратить ее работу. Иванов начал с того, что потребовал уплаты за перевозку войск, и когда требование его Мукденом исполнено не было, прекратил движение по южной линии КВжд.
Китайцы решили силою восстановить движение. Они арестовали Иванова и некоторых начальников служб КВжд, разогнали профессиональные союзы на дороге, задержали главных большевистских агитаторов. Москва через своего посла Карахана в Пекине протестовала, угрожала вводом своих войск на КВжд, забастовкой и полным прекращением движения на всей линии КВжд. Харбин походил на вооружённый лагерь; в город были введены китайские войска. Среди большевиков царила растерянность. Заместитель «Н» инженер Эйсымонт и правитель дел КВжд Яцунский, негласный руководитель харбинских чекистов, прятались у советского консула Гранта.
Это была первая серьёзная трещина в отношениях большевиков и китайцев. Китайцы впервые увидели, что они сделали, впустив большевиков в Маньчжурию, вопреки предупреждениям русских эмигрантов. Москва очень быстро создала из КВжд сильный форпост, с помощью которого хотела проникнуть в глубь Китая. Советские служащие КВжд были сплочены, сорганизованы, среди них были присланные из СССР красные офицеры, солдаты, агитаторы. Это была грозная организация в сердце страны, и она доказала свою силу, парализовав работу главной железнодорожной магистрали – КВжд. Обыск в советском харбинском консульстве дал китайцам ряд сведений о системе красной работы в Маньчжурии.
Это был большой, продуманный и систематический план захвата Маньчжурии. Но китайцы ничего не могли сделать. Против Красной армии, стоявшей на границах и готовой ворваться в Маньчжурию, китайцы могли выставить только слабо вооружённые и плохо обученные войска. Угрозы Карахана в Пекине возымели своё действие: китайцы пошли на уступки.
Русская эмиграция в Маньчжурии со смертельным ужасом смотрела на происходящие события: приход большевиков означал бы гибель. Вместе с эмигрантами в панике были и те русские, которые приняли китайское подданство.
Григоренко по нескольку раз в день прибегал домой и сообщал Анне Алексеевне последние новости. Он был взволнован и сильно боялся за своё тёплое место на дороге. Потеря службы катастрофой не угрожала: у него было около десяти тысяч рублей в Русско-Азиатском банке, но эти деньги он считал отложенными на старость и на воспитание Оли и Нади, и поэтому проживать их было бы обидно и тяжело.
Постепенно все опасения рассеялись. Большевики и китайцы пошли на компромисс, начались Мукденские переговоры, из Москвы ехал, чтобы всё наладить, знаменитый товарищ Лашевич. Всё стало успокаиваться. Успокоились и эмигранты, получив у большевиков отсрочку на некоторое время.
Но осенью того же года Григоренко и Анна Алексеевна получили удар совсем не с той стороны, откуда могли его ожидать. Это случилось как раз в тот самый день, когда Анна Алексеевна сидела в саду, слушала женский голос за забором, а потом разговаривала с Олей и Надей.
Григоренко пришёл очень поздно, бледный, расстроенный, как-то весь осунувшийся и сгорбившийся.
– Что ты? Что с тобой? – испуганно спросила Анна Алексеевна.
– Беда, Анна! – тоненько сказал Григоренко. – Русско-Азиатский банк…
Он задохнулся, закашлялся.
– Что? Что? – начиная понимать, обмерла Анна Алексеевна.
– Лопнул… приказали долго жить наши денежки! Всё, что копил всю жизнь, – всё к черту…
Солнце уже встало, когда маленькая японочка, г-жа Морита, проснулась, убрала свою постель в стенной шкаф и раздвинула стену, выходящую на море. Глубоко вдохнула свежий морской воздух. Облокотилась на лакированные перила крытой галереи, идущей вокруг дома, и задумалась, глядя на море – как всегда, как каждый день.
Солнце быстро плавило тучи и предутренний туман. Тучи чаек летали над водой, словно белоснежный пух. Из синих, оранжевых и голубых мелкие островки, которыми было усеяно море, превращались в зелёные. Стали видны домики, храмы, квадратные, правильные поля. Каждый из этих островков – словно рай, словно мечта художника. Изумрудные, крошечные, умытые морем, обласканные солнцем…