Враги Господа нашего

Еще в начале прошлого века местные суровые крестьяне, спустившиеся с гор, научились дополнять свой скудный заработок доходами от похищений людей и работорговли. Места эти были ареной притязаний сразу трех великих держав – Италии, Австро-Венгрии и России посредством Греции. А потому местные власти вынуждены были заигрывать с местными суровыми крестьянами и их лидерами, быстро сообразившими, как надо извлекать выгоду из столь выгодного географического и геополитического положения. Чуть попозже, когда австро-венгерские власти принялись закручивать гайки относительно мятежных и неспокойных сербов, у фиерийцев нашлось еще два занятия. Первое – контрабанда сербских свиных консервов (после того как изобрели способ консервации мяса, это стало выгодным занятием) и завоз в Сербию всего необходимого сербам в обход австро-венгерской блокады. Второе – содействие в переправке сербов, желающих покинуть свою землю и сесть на корабль, идущий в Италию и куда подальше. Плата была стандартная – все что есть, беженцев обирали до нитки, сербок иногда насиловали всем кагалом. Сами понимаете, что теплых чувств у сербов по отношению к албанцам это никак не прибавляло. Все это прекратилось в тридцать седьмом – состоялся исход сербского населения, который обеспечивали моряки русского императорского флота и только что созданные части морской пехоты. С тех пор у фиерийцев остались совсем не добрые воспоминания о русских, и тот из русских, кто рискнет приехать в этот городок, рискует в нем и остаться. Навсегда. Определенно русским в этих местах делать было нечего, да они сюда и не стремились, благо рядом было княжество Монтенегро, где русскую речь можно было услышать чаще, чем местный диалект сербско-хорватского.

В тридцатые и сороковые годы, когда эта местность была под прямым итальянским правлением, Муссолини не осмелился действовать в Албании так, как действовал на Сицилии, справедливо опасаясь общенародного мятежа и кровавого бунта. В итоге местная мафия, накопив капитал в тридцатые на сербах, благополучно пережила это неспокойное для всех мафиозных организаций Италии время. А в конце пятидесятых не в последнюю очередь под влиянием фиерийских дельцов король Ахмед Зогу послал подальше Италию и разорвал вассальный договор. Король, кстати, был тем еще типом, достойным правителем достойной страны – на его жизнь было совершено пятьдесят пять покушений, а в тридцать первом, когда убийцы открыли по нему огонь на ступенях театра, он выхватил пистолет и открыл ответный огонь, отчего убийцы и разбежались. После него королем Албании стал его сын Лека, Лека Первый, про которого судачили, что он в тринадцать лет стал мужчиной, изнасиловав служанку.

В пятидесятые годы период неопределенности закончился: фиерийские дельцы занялись новым, сулившим невиданные барыши делом – контрабандой наркотиков. Король Лека, очевидно, ничуть этому не препятствовал – он правил аж до две тысячи одиннадцатого года, причем на его жизнь было совершено всего три покушения, и то все три заказала сицилийская мафия. Местоположение Фиери для снабжения Европы наркотиками было хуже, чем у Палермо – из Палермо был прямой путь как в континентальную Италию и дальше – сразу в Швейцарию и Германию, так и паромом в Марсель, давнюю криминальную столицу южной Европы. Но это компенсировалось очевидным бездействием полиции и даже очевидной помощью со стороны спецслужб: в восемьдесят первом из Берлина в полном составе выслали посольство Албанского королевства, обвинив в том, что в дипломатической почте провозится героин. Король Лека Первый направил возмущенную дипломатическую ноту и даже от отчаяния съездил в Лондон, где нашел полное понимание и поддержку…

В семидесятые годы Фиери быстро пошел в гору: в шестьдесят пятом в Священной Римской Империи, а в семидесятом в Великобритании законом было запрещено врачам выписывать рецепты на кокаин и героин[10]. До указанного времени наркоман вполне мог потакать своей пагубной привычке за относительно небольшие деньги, покупая поддельные рецепты или подкупив врача. С этих лет начинается становление европейской наркомафии, и Фиери был во главе этого движения наряду с Палермо и Марселем.