– Я же говорю, с вами забавно, – горько усмехнулся Воронов, добавив свое любимое: – Да уж, легко на сердце от песни веселой.
– Такая вот песня, из которой слов не выкинешь, – добавил Фадей.
– И этот Бай тебя до сих пор боится, – сделал вывод Воронов.
– Боится, что я знаю о его существовании и буду искать. Поэтому приказано уничтожить не все наше отделение в полном составе, включая машинистку, – о нем Бай, к счастью, не знает. Велено ликвидировать лично меня.
– А еще, наверное, отомстить хочет. И тогда ничто человеческое ему не чуждо, – поддакнул Фадей.
– Не, от такой песни на сердце не легко, – покачал головой Воронов. – И что с этим делать?
– Умирать мне пока рановато. У меня другие планы. Я вон кота завел, а он заботы и ухода требует. Антонина без меня не справится.
– Кота? – удивленно посмотрел на меня Воронов, будто на тень отца Гамлета.
– Ну да.
– Его тут убивать собираются, а у него кот.
– Рыжий кот. Хороший. Ласковый…
Глава 3
В этот же день я попал на прием к Плужникову. Тот выглядел немножко получше, спина его мучила поменьше, кудесники из института неврологии что-то ему в ней подправили. Так что настрой у него был в целом позитивный.
– Вот что, Ермолай. Собирайся в родные края в командировку, – объявил он.
– Что?! – я едва не потерял дар речи. – Зачем?
– Там работает комиссия партийного контроля ЦК. В том числе изучают ситуацию по «Пролетарскому дизелю» и пытаются понять, как же стала возможна такая масштабная вредительская деятельность. Хотят выслушать тебя.
– Сильно хотят?
– Да какая разница. Ты же знаешь, этой организации не отказывают.
– Знаю, – кивнул я невесело.
Ну, вот и нарисовалась картинка полностью. И я получил косвенное подтверждение участия Бая в истории с готовящимся покушением. Кто, кроме партийного функционера, может знать о том, что комиссия вызовет меня? А что я приеду – сомнений нет. Контролерам из ЦК и правда не отказывают.
– Значит для душегубства все там готово, – усмехнулся я.
– Что? – удивленно посмотрел на меня Плужников. – Какого душегубства? Ты заработался?
Я объяснил ему всю ситуацию. И, надо отметить, мне удалось его удивить. Естественный вопрос возник у заместителя наркома – а за что это именно меня так хочет грохнуть «Картель»?
И тогда пришлось выложить историю про Бая.
– Что-то у меня с памятью стало. Не припомню, чтобы ты мне докладывал про такого агента «Картеля», – прищурился недобро Плужников.
– Не докладывал.
– Почему, черт возьми?!
– Не хотелось обратно во внутреннюю тюрьму. Только вышел – и уже навожу тень на плетень, сею раздор в рядах высокой партноменклатуры. Да и расследование вряд ли к чему-то привело бы. Зато появился бы козел отпущения, который воду мутит.
– Есть резон в твоих словах, – неохотно согласился Плужников. – Давай договоримся так. Ты не утаиваешь от меня таких моментов. Я делаю так, чтобы тебя не подставить.
– Хорошо, Василий Алексеевич.
– Этого Бая, конечно, надо искать. Обязательно… Но только потом. И аккуратненько.
– А сейчас мне что делать?
– Ни в какую командировку ты, конечно, не поедешь. А мы попытаемся прозондировать, кто идею толкает тебя туда завлечь.
– Найдут другой способ меня отыскать.
– Тогда мы команду Шахтера раздавим.
– Других пришлют.
– Ну, перейдешь на нелегальное положение.
– Самое то, чтобы руководить подразделением.
– А каково нам было, до революции! Когда по пятам царская охранка ходила, – хмыкнул Плужников, припомнив что-то свое. – Как операцию «Корона» закончим, так и дойдут руки до твоего Бая. А пока будем ждать. Терроргруппа все равно у нас под контролем. Так что больше оптимизма, товарищ капитан.
– Да уж куда больше. Жив пока – уже хорошо…
Глава 4
Антонина просто впала в ступор, когда я объявил ей, чтобы она собирала вещички и катила в Переделкино – на служебную дачу НКВД рядом с поселком писателей. Наконец она произнесла:
– Чего, опять все начинается?
– А что тебе не нравится, дорогая? Вживую на писателей-классиков посмотришь. Автограф попросишь. Они там все по лесам гуляют, вдохновение стяжают. Их в чащах больше, чем лосей. Заодно кота на природе выгуляешь.
– Кота?!
– Во-во. Мишку.
– Ты чего мне зубы заговариваешь, Ремизов! – когда злилась, она именовала меня исключительно по фамилии. Иногда называла так и не со злобы, но всегда от избытка чувств. – Это мне опять бежать, спасаться? Как в прошлый раз? Что вообще происходит?
– Ты же знаешь, я тебе ничего не могу рассказать. Но заверяю, что ничего экстраординарного. Обычная работа в штатном режиме.