Что касается локальных конфликтов менее значимых масштабов – увы, они были, есть и будут. При этом все враги активизируются, когда страна больна внутренними паразитами – уголовщиной, коррупцией, ослаблением центральной власти. Задача гражданина в период перемен, как минимум, пытаться понять, что же происходит в окружающем его мире и каковы тайные пружины мировой истории.
Все, что происходит в истории, имеет определенные аналоги.
Империи возникали, расцветали и угасали. Но ничто не исчезает бесследно. Рим рухнул от двух врагов: внешнего – нашествия варваров, и внутреннего – разложившейся и оторванной от народа знати. Но Рим дал толчок всей европейской цивилизации. И Византия, и Россия тоже возникли на римском фундаменте. Потом было величие итальянского Ренессанса, да и современная Италия не последняя в мире страна.
Великую культуру создал Древний Египет. Но и у него оказались два врага – разложившееся жречество изнутри и враждебные государства снаружи. Четыре раза империя Верхнего и Нижнего Египта угасала, пять раз поднималась. Древнее царство, Среднее, Новое, эллинское. Наконец, современный арабский Египет все увереннее заявляет о себе как региональная супердержава Северной Африки.
Впрочем, были и случаи почти полного исчезновения империй. В доколумбовых империях Америки разложение господствующего класса на фоне его полной бесконтрольности, отсутствия оппозиции внутри и серьезных соперников снаружи привело страны к гибели. Инки и ацтеки рассыпались под ударами нескольких десятков конкистадоров (имея собственные многотысячные, но абсолютно небоеспособные армии). Империя майя вообще рассыпалась сама по себе.
Во всех случаях деградация господствующего класса, лучшее понимание им привилегий и прав, чем обязанностей и ответственности за страну, имели решающее значение. Нечто подобное наблюдалось и в СССР, и в современной России.
По какому сценарию может пойти развитие России в текущем веке? Один из сравнительно оптимистических сценариев был предложен нашими врагами полвека назад, и до конца он актуальность не потерял.
Термин «конвергенция» был введен в биологическую науку Чарльзом Дарвиным (1859) как «появление у организмов разных видов сходства в строении и функции, обусловленного не общностью происхождения, а приспособлением к сходным условиям существования». В основе конвергенции Дарвин видел внешний фактор – давление окружающей среды. Принцип конвергенции стал одним из краеугольных камней теории номогенеза, предложенной русским ученым Львом Бергом (1922). Дарвин рассматривал конвергенцию как редкое явление в эволюции, Берг – как широко распространенное. Дарвин видел в основе конвергенции внешние причины, Берг – внутренние, единство организации живых существ. Спор о месте конвергенции в эволюции не стих до сих пор. Во второй половине ХХ в. эта же дискуссия перешла в область социологии.
В августе 1973 г. в г. Линдау (ФРГ) прошел Конгресс третьего пути, собравший ведущих мировых политиков и социологов. Именно тогда была организационно оформлена разрабатывавшаяся уже в течение нескольких десятилетий теория слияния разных социальных систем. Эта теория, постепенно перерастающая в политическую парадигму, получила название «конвергенция». В основе ее лежала идея появления в разных системах единых принципов организации и управления.
Какие факторы являются при этом приоритетными – внутренние или внешние, неясно доныне. Спор относительно этого вопроса в известной степени повторяет историю биологических дискуссий между дарвинистами и антидарвинистами. Таким образом, понятие «конвергенция» уже переросло чисто биологическую сущность и стало философским. Соответственно, и рассматриваться оно должно в рамках не только биологии и социологии, а с использованием аппарата современной реалистической философии.